– Неважность чего, дон Хуан?
– Неважность всего.
Дон Хуан бросил весь этот разговор, сказав, что виденье, о котором он говорит, – это не простое смотрение на вещи и что мое непонимание произрастает из моей настойчивости говорить.
Несколько часов спустя дон Хуан опять вернулся к теме олли. Я чувствовал, что его каким-то образом раздражают мои вопросы, поэтому я больше не нажимал на него. Он тогда показывал мне, как делать ловушку для кроликов; мне надо было держать длинную палку и сгибать ее насколько можно сильнее, так, чтобы он мог привязать к концам палки шнур. Палка была довольно тонкой, но все же требовалась значительная сила, чтобы согнуть ее. Мои руки и голова дрожали от напряжения, и я почти выдохся к тому времени, как он привязал, наконец, шнур.
Мы уселись, и он начал говорить. Он сказал, что ему ясно, что я ничего не могу уразуметь до тех пор, пока не обговорю это, и поэтому он не возражает против моих вопросов и собирается рассказать мне об олли.
– Олли не в дымке, – сказал он, – дымок берет тебя туда, где находится олли, а когда ты станешь с олли одним целым, то тебе больше не понадобится курить. С этих пор ты сможешь призывать своего олли по желанию и заставлять его делать все, что пожелаешь. Олли не плохие и не хорошие, но используются магами для той цели, для какой они найдут их пригодными. Мне нравится дымок, как олли, потому что он не требует от меня многого. Он постоянен и честен.
– Каким ты видишь олли, дон Хуан? Те трое людей, которых я, например, видел, выглядели для меня обычными людьми; как бы они выглядели для тебя?
– Они выглядели бы обычными людьми.
– Но тогда как же ты можешь отличить их от обычных людей?
– Обычные люди выглядят светящимися яйцами, когда ты видишь их. Не люди всегда выглядят, как люди. Вот что я имел в виду, когда сказал, что ты не можешь увидеть олли. Олли принимают разную форму. Они выглядят, как собаки, койоты, птицы, даже как репейники или что угодно другое. Единственное различие в том, что когда ты видишь их, то они выглядят совершенно так, как то, форму чего они принимают. Все имеет свою собственную форму бытия, когда ты видишь. Точно так же, как люди выглядят яйцами, другие вещи выглядят, как что-либо еще, но олли можно видеть только в той форме, которую они изображают. Эта форма достаточно хороша, чтобы обмануть глаза, наши глаза то есть. Собака никогда не обманется и точно также ворона.
– Но зачем они хотят нас обманывать?
– Я считаю нас шутами. Мы обманываем сами себя. Олли просто принимают внешнюю форму того, что есть вокруг, а затем мы принимаем их за то, чем они не являются. Не их вина, что мы приучили наши глаза только смотреть на вещи.
– Мне не ясна их функция, дон Хуан. Что делают олли в мире?
– Это все равно, что спросить меня, что мы, люди, делаем в мире. Я действительно не знаю. Мы здесь, и это все. И олли здесь так же, как мы; и, может быть, были здесь и до нас.
– Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан: «до нас»?
– Мы, люди, не всегда были здесь.
– Ты имеешь в виду здесь в стране или здесь в мире?
Мы вошли в длительный спор. Дон Хуан сказал, что для него существует только один мир – то место, куда он ставит свои ноги. Я спросил его, откуда он знает, что мы не всегда были в мире.
– Очень просто, – сказал он, – мы, люди, очень мало знаем о мире. Койот знает намного больше нас. Койот едва ли когда-нибудь обманывается внешним видом мира.
– Как же мы тогда ухитряемся их ловить и убивать? – спросил я. – Если они не обманываются внешним видом, то как же они так легко умирают?
Дон Хуан смотрел на меня до тех пор, пока я не почувствовал замешательства.
– Мы можем поймать или отравить, или застрелить койота, – Сказал он, – он для нас легкая жертва, потому что он не знаком с манипуляциями человека. Однако если койот выживет, то можешь быть уверен, что мы его не поймаем во второй раз. Хороший охотник знает это и никогда не ставит свои ловушки дважды на одно и то же место. Потому что, если койот умер в ловушке, то каждый койот может видеть его смерть, которая остается там и далее, и, таким образом, они будут избегать ловушки или даже всего того места, где она была поставлена. Мы, с другой стороны, никогда не видим смерти, которая остается на том месте, где умер один из окружающих нас людей; мы можем догадываться о ней, но мы никогда ее не видим.
– Может ли койот видеть олли?
– Конечно.
– Как выглядит олли для койота?
– Мне нужно было бы быть койотом, чтобы знать это. Я могу сказать тебе, однако, что вороне это видится подобно остроконечной шапке. Круглая и широкая внизу, оканчивающаяся острым концом. Некоторые из них светятся, но большинство тусклые и кажутся мрачными. Они походят на мокрый кусок ткани. Они являются предвещающими призраками.
– Как они выглядят, когда вы видите их, дон Хуан?
– Я сказал тебе уже; они выглядят, как будто притворяются. Они принимают любой размер или форму, которые подходят им. Они могут принять форму камня или горы.
– Разговаривают ли они, слышат ли, или производят ли они какой-нибудь шум?
– В обществе людей они ведут себя, как люди. В обществе животных они ведут себя подобно животным. Животные обычно боятся их; однако, если они привыкают к виду олли, они оставляют их одних. Мы сами делаем нечто подобное. Мы имеем множество олли среди нас, но мы не беспокоим их. Так как наши глаза могут только видеть вещи, мы не замечаем их.
– Это значит, что некоторые из людей, которых я вижу на улице, на самом деле не являются людьми? – спросил я, поистине сбитый с толку его утверждением.
– Да, некоторые не являются, – сказал он выразительно.
Его утверждение показалось мне несообразным, и я все еще не мог принять всерьез слова дона Хуана, полагая, что они рассчитаны на эффект. Я сказал ему, что это звучит, как научно-фантастический рассказ о существах с других планет. Он ответил мне, что он не беспокоится о том, как это звучит, но некоторые люди на улице не являются людьми.
– Почему ты должен думать, что каждое лицо в движущейся толпе является человеческим существом? – спросил он с самым серьезным видом.
Я в самом деле не мог объяснить почему, за исключением того, что привык верить в это, как в акт непреложной веры с моей стороны.
Он продолжал дальше, что часто он охотно наблюдал в оживленных местах скопления людей, и мог видеть иногда толпу людей, которые выглядели наподобие яиц, и среди массы яйцеподобных существ он мог заметить только одного, который выглядел, как человек.
– Очень приятно заниматься этим, – сказал он, смеясь, – или, по крайней мере, приятно для меня. Я люблю сидеть в парках и на автостанциях и наблюдать. Иногда я могу сразу же заметить олли, в другое время я вижу только настоящих людей. Однажды я увидел двух олли, сидящих в автобусе бок о бок. Только один раз в жизни я видел двух олли вместе.
– Это имело для тебя особое значение, увидеть двух?
– Конечно. Все, что они делают, имеет значение. Из их действий брухо может иногда извлечь свою силу. Даже если брухо не имеет своего собственного олли, коль скоро он знает, как видеть, он может получить силу, наблюдая действия олли. Мой бенефактор научил меня этому, и за несколько лет до того, как я стал иметь своего собственного олли, я отыскивал олли в толпах людей и каждый раз видел одного, который учил меня чему-нибудь. Ты нашел трех вместе. Какой великолепный урок ты прозевал.
Больше он ничего не говорил, пока мы не кончили собирать кроличьи ловушки. Потом он повернулся ко мне и сказал вдруг, как будто бы он только что вспомнил, что другая важная вещь, относящаяся к олли, это то, что если он видел двух олли, это всегда были два одного и того же вида. Два олли, которых видел он, были мужчинами, сказал он; и из того, что я видел двух мужчин и одну женщину, он заключил, что мой опыт был особенно необычным.