Но, поскольку Досифей был священник, и, более того – епископ, его, по тогдашним законам нельзя было судить светским уголовным судом. Поэтому сначала Досифея подвергли церковному суду. И судьями его в том суде были: митрополит Рязанский Стефан Яворский (по совместительству – местоблюститель патриаршего престола), Воронежский митрополит Похомий, Вятский архиепископ, Сорский архиепископ Алексий, Тверской – Варлаам, Суздальский – Игнатий Смола и три Греческих иерарха.
Перед этим синклитом Досифей не стушевался. Он прямо заявил: «Только я один в этом деле попался. Посмотрите, что у всех [людей] на сердцах! Извольте пустить уши в народ: что в народе говорят… А кто именно – я этого не скажу…» Но мы-то знаем, к кому были обращены эти призывы. К местоблюстителю! Ведь он, втуне сочувствуя Алексею, так и не дал никому оснований, чтобы быть в чем-то обвиненным. Даже тогда, когда сам Петр, что называется, в упор, спросил Стефана, что тот думает об «отъезде» царевича в Европу, Яворский ответил поистине удивительно, ответил, что полагает, будто царевич уехал… для учебы. На такие слова первого чина в Русской церкви – даже монарх не нашелся, что сказать. Почему? А скорее всего потому, что действительно допустил, будто Стефан так думает!
Церковный собор не внял призыву Досифея не пустил, уши в народ. А сделал то, что от него ожидали: низвергнул епископа, расстриг его, возвратил мирское имя Демида и отдал на мирской суд, по решению которого тот был жестоко пытан и казнен. Так же как казнен был уже упоминавшийся нами ключарь Суздальского собора Федор Пустынный.
28
А вот теперь можно вплотную подступить и к Ефросинье.
15 апреля она приехала в Санкт-Петербург. Еее поместили в доме князей Гагариных. Здесь ей не дали отдыхать, как можно было подумать. Здесь ей дали особые «вопросные пункты». Принес их ей старый знакомый Петр Андреевич Толстой. И снова напомнил:
– Чем больше будешь говорить на него (т.е. на Алексея Петровича – ЮВ), тем для него и для тебя будет лучше. Сошлют тогда вас обоих, и будете вы жить припеваючи в вотчине. А станешь кривить да утаивать, так, чего доброго, побываешь на виске.
Нам представляется что в тот момент Петр Андреевич и сам допускал, что подобный исход дела был возможен. Ведь Ефросинья только должна была начать давать показания. Но указание ей было дано совершенно определенное: топить царевича. Причем, Ефросинья очень хорошо поняла: чем больше она наговорит на Алексея, тем будет лучше для нее. И тут нам становится совершенно понятно, что и перспектива брака с Алексеем – большая фикция со стороны отца.
Самый факт возвращения Ефросиньи в Санкт-Петербург до сведения царевича доносить не торопились. Он сам узнал случайно, через слуг. Узнал, и в первый день Пасхи в панике явился к мачехе и крестнице своей – Екатерине Алексеевне, не только с поздравлениями, но и пав ей в ноги и залившись слезами умолял, чтобы она повлияла на отца и тот, наконец, позволил ему жениться на Ефросинье.
Екатерина, может быть, и пыталась говорить на эту тему с Петром, но скорее всего, отступилась, встретив жесткое несогласие мужа. Но разве Петр забыл о том, что с а м разрешил Алексею жениться на Ефросинье, с тем однако, чтобы процедура венчания прошла на территории России? Нет, не забыл! Почему же отказал? Ответ один: потому что для Петра само обещание венчания было только способом заманить царевича в Россию, было частью большого плана Петра. Можно быть уверенным в том, что царь никогда бы не разрешил брак своего сына, пусть и лишенного права наследовать престол, и даже обвиненного в государственной измене, но сына дворянина высокой крови с крепостной девкой и шлюхой. И это – независимо от того, чем бы, наконец, закончилась вся наша история.
29
Итак, Ефросинья начала давать показания. Из этих показаний очень скоро можно было высмотреть, что составляло расчеты Алексея, или, правильнее было бы сказать, на что он надеялся. Нам эти его надежды известны. Он выражал их вслух при Ефросинье – и в Эренберге, и в Неаполе; и в общем виде они определяются примерно так.
Царевич надеялся, что отец скоро умрет и тогда тайные сторонники Алексея внутри страны из числа церковных людей и части знати, а так же при поддержке черни, которая, как он полагал, всецело находится на его стороне, встретят его с почестями и он без помех займет Московский престол.