Гроб с телом царевича Алексея стоял в губернаторских хоромах, а в это время в Троицком соборе новой столицы шла праздничная литургия – благодарение Богу за Полтавскую викторию. После литургии начался парад войск с пушечною пальбою; после парада был устроен обед с обильной выпивкой, прошедший в только что отстроенном Почтовом Дворе. А вечером еще гуляли и веселились в саду. И Петр – гулял и веселился вместе со всеми; больше того – старался быть веселее всех, ибо силился, вероятно, заглушить вполне возможные даже для такой крепкой натуры, невеселые ощущения. Получился весьма насыщенный праздничный день.
Но – удивительное дело! – даже в таком праздничном угаре царь все-таки нашел время подробно распорядиться о том, как должны были пройти похороны сына.
Царь повелел, и 28 июня, в десятом часу утра гроб с телом Алексея переместили… в Троицкий собор, то есть туда, где меньше суток назад шла торжественная литургия в честь преславной Полтавской победы. Мертвого царевича при этом перемещении сопровождали: епископ Карельский и Ладожский Аарон и вкупе с ним – два архимандрита и несколько священников. Были так же и персоны недуховные: знакомые уже нам канцлер Головкин, Ушаков и Скорняков-Писарев.
В соборе псалтирь читался как и положено быть.
Непрерывно нес караульную службу парный наряд от Преображенского полка.
Но отец и в этот день покойника-сына опять-таки не видал.
Что же, отец сего не хотел, что ли?
Может быть, и не хотел, но и другим образом можно все объяснить. Дело в том, что следующий день был 29 июня – Петров день, царские именины, и надобно было выбирать: грустить по сыну или праздновать. И царь выбрал. Именины, а не похороны.
В Троицком соборе лежал мертвый сын, а царь с утра принимал поздравления. Потом празднично разодетая толпа повалила в портовые доки, где, наконец, девяносточетырехпушечный фрегат, о котором уже говорилось не один раз, был под ликование публики торжественно спущен на воду. Потом – опять ели и пили очень много. И самым веселым на пиру был Светлейший. И было очень похоже что и царь решил в этот день на свою урину наплевать. Во всем этом веселии заметно грустной была только Екатерина Алексеевна.
А поздним вечером дали красочный феерверк.
57
Только на следующий день, тридцатого июня, царевича Алексея Петровича, наконец, похоронили. И вот как это произошло.
Семь часов утра в Троицкий собор пришли пешком царь с женою, и находились у тела Алексея вплоть до того времени, когда началась лития.
Во время литии, которую служил местоблюститель патриаршего престола и митрополит Рязанский Стефан Яворский, государь держал себя холодно и торжественно-важно. Екатерина Алексеевна плакала.
После того как лития завершилась, гроб с телом царевича Алексея Петровича, переменяясь, на руках отнесли в Петропавловский собор двадцать четыре именитых дворянина во главе с тремя митрополитами и шестью епископами. За гробом шла немалая толпа народу.
Опустили тело в могилу, приготовленную рядом со своею немецкою женою Софиею Шарлоттою.
Поминки справили в «Губернаторских хоромах».
Шесть недель еще после похорон читали псалтырь.
Очевидно, что хоронился не государственный преступник, предатель и изменник. Хоронился сын царя. Этим и объясняется торжественность и многолюдие похорон. Петр такою процедурою как бы давал понять, что земная жизнь – греховная и преступная царевича Алексея закончилась, а останки, конечно же, преступного намерения никакого не имеют и по праву предаются земле по высокому обряду.
58
Так завершился наш сюжет. Полностью – от рождения Алексея до похорон его тела. И автору уже можно было бы, с полным сознанием выполненного долга и, испросив у читателя, как водится, прощения за то, что, возможно, «вольно или невольно» погрешил против истины. Слаб человек. И автор такоже.
Однако, все же основной сюжет, который на глазах у читателя автор распутывал довольно долгое время, завершился. И теперь надобно уже переходить к эпилогу…
… Хотя, нет. Есть еще одно.
Недели две спустя после похорон, Г.Г. Скорняков-Писарев все же послан был в Ладогу по государевой воле. Что за воля та была, по какому поводу посыльный официально оказался там, автор не ведает. Исправив дело, ради которого был послан, перед тем как пуститься в обратный путь Григорий Григорьевич заехал-таки в монастырь.