Думал он, прикладно так:
Благодетель нездоров и вполне может случится, что болячка царская, которая его давно и так жестоко мучила, и о которой он писал Кикину из Варшавы, к нему воротится; еще и не дай Бог, как говорится, «почиет в Бозе», а Алексей – царем станет… Ведь коли он от нас, от Кикиных сейчас какие неприятности получит, то, ведь, затаит злобу; а как на трон сядет – обидчиков всех своих наказывать начнет, счеты сводить, не миновать тогда обоим братьям в ссылку отправляться, а то еще и хуже того, о чем думать не особенно хотелось. Больно страховито. Посему и резон имеется – покуда с доносом Благодетелю не торопиться, а погодить, поглядеть, как оно все выйдет.
По трудам своим – приватных на Благодетеля и на его новое семейство, опасности пока не видел. Да и по главному делу своему – адмиралтейского советника – тоже. Ревизии и пересмотры счетов полные ему пока удавалось оттягивать да переносить, хотя он и чуял всею своею кожею, не мог не чуять, что непременно наступит время, когда переносить да оттягивать уже нельзя будет. Однако, и об этом времени Александр Васильевич Кикин, близкий Государю человек, и, можно сказать, приятель, тоже старался не думать.
Так что думал Кикин выборочно: о чем-то нужном и полезном – думал; о чем-то неприятном, хотя и таящем угрозу, старался не думать. Старался только еще больше и лучше услужить Благодетелю и семейству его, справедливо полагая, что именно это может и выручить, когда наступит время платить за перебитые горшки.
«Улита едет – когда то будет!» – любил для себя говаривать Александр Васильевич. И до поры – все было покойно. Как видно, улита действительно двигалась чрезвычайно медленно. А «остатнее» серебро и даже золото, которое все-таки прилипало к Кикиновым рукам, пряталось им надежно. Даже брат не знал, где.
20
Но когда же он случился – переход старшего Кикина от отца к сыну, и почему?
Ревизия денежных и материальных расходов по Адмиралтейству грянула, скорее всего, во второй половине 1714 года; причем, Кикин не смог ответить на многие вопросы ревизоров. А.В.Кикин, как мы знаем, ревизии опасался, ждал ее, но надеялся, благодаря приятельству царя, что ничего страшного с ним не произойдет. Но гром грянул и весьма сильный. Александр Васильевич такого оборота дела не ожидал. Нависла прямая угроза суда. Царь, еще недавно друг кум и благодетель превратился в непреклонного вершителя судьбы, а финал во времена государя Петра Алексеевича Кикину был очень хорошо известен. Вчерашнего баловня судьбы, царского дедушку обуял ужас. Вследсвие этого с Александром Васильевичем случился удар: он лишился подвижности и языка. Стали говорить, что дни бывшего царского любимца сочтены. Екатерина Алексеевна, жена царская кинулась просить мужа освободить Александра Васильевича от дознания, дать ему по крайней мере, умереть спокойно. И царь согласился. Следствие прекратили.
Но – случилось чудо. Кикин постепенно выздоровел. К нему вернулась речь. Он стал двигаться. Но следствие не возобновили. Царь даже согласился с тем, чтобы Кикин с семьей был оставлен на жительство в Санкт-Петербурге. Но, конечно, о возобновлении дружелюбия Петра не могло быть и речи. Со скомпрометированными сотрудниками Петр рвал окончательно и бесповоротно.
Однако, в связи с параличем Кикина у автора имеются некоторые дополнительные соображения, с которыми он, автор, хотел бы поделиться с читателем. А именно: не мог ли недуг быть Кикиным сыгран? Дело в том, что и сегодня, при современной медицине, вывести человека из инсульта – чрезвычайно сложное, и увы, очень часто, безнадежное дело. Что же тогда говорить о XVIII веке? Чтобы в то время больной полностью восстановился после глубокого паралича? Ну, это вряд ли. Поэтому, автор, не настаивая на версии инсценировки Кикиным у д а р а, вполне допускает такую инсценировку. Ведь таким путем А.В.Кикин сохранил себе жизнь и даже избежал ссылки.
А чудеса – продолжались. Царь не полностью отклонил от себя Кикина – по крайней мере, не возражая против того, чтобы Александр Васильевич привлекался к исполнению некоторых дел и поручений – даже с выездом за границу.
Повезло Александру Васильевичу!
Но такой оборот дела вовсе не устроил Кикина, не успокоил его. Втуне он жестоко обозлился и обиделся на Петра. Причем злость и обида со временем только усиливались. Как и большинство образованных и исполнителей, Кикин остался с неутоленным честолюбием. Но теперь, чтобы его утолить, используя Петра, – об этом не могло быть и речи.
И он решился поставить на Алексея. Способствуя Алексею в ожидании власти, а позже – помогая ему укрыться в Австрии, А.В. Кикин рассчитывал этим свое неутоленное честолюбие утолить. Об участи, которая могла быть в случае победы Петра, Кикин отлично знал. Но честолюбие оказалось сильнее. Он шел ва-банк.