Но только после таких размышлений стукнуло, наконец, резиденту в голову и последнее: «Все. Дома родного мне больше не видать»…
19
Итак, теперь Инсбрук.
До него Абрам Павлович решился скорости ради добираться верхом. Когда-то он был неплохим кавалеристом. Но Веселовский упустил совсем из виду, что последний раз ездил верхом лет пять назад, поэтому поясница дала о себе знать за какие-нибудь два часа дороги. А ехать надо было куда больше двухсот верст т.е. не меньше трех дней. Поэтому, можно себе представить, как плохо чувствовал себя Веселовский, когда добрался, наконец, до Инсбрука.
Тем не мение, надо было, прежде всего, делать дело: искать часовщика-сына. К удивлению своему, лавочку часовых дел мастера Августа Кеннера Веселовскому показал чуть ли не первый прохожий, встреченный в городе. А когда Абрам Павлович в ту лавочку вошел, то сразу понял, не надо было уточнять родство: сын был похож на отца как две капли воды: такой же худенький, с таким же тихим но четким выговором, с такими же небесно-голубыми глазами.
Разговор получился такой:
– Добрый день… Вас порекомендовал Ваш отец. Он полагает, что, Вы можете знать, где мне искать вот этого человека. – И Веселовский показал Августу Кеннеру самый простой, но очень похожий рисунок карандашом лица царевича Алексея, сделанный еще в Петербурге с портрета маслом кисти Иогана Тоннауэра Осьмушка рисовальной бумаги с головой Алексея была привезена в Вену капитаном Румянцевым. Одно только мгновение Август Кеннер смотрел на рисунок. Потом повернул листок тыльной стороной вверх, взял тут же стоявшее в чернильнице перо и написал что-то очень быстро. Потом подвинул листок Веселовскому, чтобы тот мог прочитать. Тот прочитал: «Innsbruck – Landecke – Ehrenberg» Веселовский все сразу понял: надо было ехать из Инсбрука на Ландэкке и по дороге искать какой-то Эренберг. Царевич, надо полагать, в Эренберге.
Наш человек Абрам Веселовский кивнул часовщику – в знак того что все понял, и в тот же миг листок был поднесен к горящей свече и… исчез.
20
Теперь время терпело. Теперь можно было передохнуть. На почтовом дворе Абрам Павлович сытно пообедал, нанял, не торгуясь, покойную коляску до Вены и не торопясь тронулся в обратный путь. Дальнейшее должен был сделать и сделал капитан Румянцев. Получив направление и наименование пункта назначения, Румянцев, который ездил превосходно, помчал на Ландекке, ни на минуту не забывая дотошно испрашивать, куда ведут повороты. Один из поворотов и привел его, наконец, к Эренбергу. Это была небольшая горная крепость, вряд ли имевшая какое-либо военное значение. Тем не менее, Румянцев очень быстро установил, что она хорошо охранялась и из нее за полдня его терпеливого наблюдения никто не выехал, так же как и не въехал. Тогда наш человек Румянцев, дождавшись темноты, залез на одну из нескольких высоких сосен, росших неподалеку от крепостного моста. С этой точки можно было наблюдать некоторую часть крепостного двора. Весь день и весь вечер двор пустовал. Пустовал и крошечный балкончик в стене несуразного, кривобокого донжона, вернее того, что когда-то было донжоном.
Наступили вечерние сумерки второго дня ожидания. Двор по-прежнему был пуст.
Но вдруг на балкон вышли сразу двое – высокий и маленький. В руках малыша вспыхнул смоляной факел. Длинный подсадил малыша и тот довольно ловко поместил горящий факел во кронштейн в стене – слева и выше балкона. При этом капюшон с его головы пал на плечи, показав длинные светлые волосы.
– Что за черт, не уж-то баба? – подумал себе Румянцев и даже задрожал в предчувствии удачи. Черт! Неясно видно…
Подзорная трубы увеличивала, может быть и достаточно; однако почти ночь уже… От одной только мысли, что ему придется просидеть очень неудобно и почти не шевелясь, до рассвета, капитан гвардии затосковал.
Между прочим, высокий в это время тоже снял капюшон, показал густые темные, волнистые волосы – лучше любого парика.
Вдруг факел, скорее всего, под ветром, полыхнул ярко. Румянцев в это время в трубку свою глядел и потому в отсвете факельном ясно увядал: на балкончике крепостном стоял царевич Алексей Петрович. Ошибиться было не возможно. Невозможно, потому что в трубке все было светло и близко: протяни руку и достанешь.
Едва сдержавшись, чтобы не заорать от боли, обдирая до крови ладони и ноги о жесткую сосновую кору, Александр Петрович Румянцев как мог только быстро кинулся вниз, к дороге, где в густом и высоком кустарнике спокойно ждала хозяина его лошадь.
Не теряя ни минуты он, что было силы в транспортном средстве, помчался назад, в Вену. Так как он скакал из Инсбрука до Вены, наверное никто не ездил – ни до, ни после него. Только свидетельствовать это скоростное достижение нашего человека было некому. Да тогда рекорды скорости ни кем и не фиксировались.