Генерал Пепеляев, осевший на некоторое время в Средней Сибири, отправил группу офицеров с командой солдат в Нарымский край. Генерал не был бы генералом, если бы не мечтал о славе, подкрепленной богатством. О Нарыме рассказывали такое, что не могло не захватить воображение генерала. У остяков и местных русских богатеев амбары забиты пушниной. Но кому же не известно, что пушнина – это золото? Генерал временами мечтал, и виделось ему в мечтах будущее: Петроград, русское влиятельное общество, Париж, Лондон, иностранные банки, большой свет…
В большом свете куда уютнее, если, кроме золотых погонов на плечах, в кармане мундира лежит чековая книжка хотя бы на сотенку тысяч золотых рублей.
Генерал избрал для экспедиции верных, преданных людей. Нарым не близок. Но пока экспедиция добралась до стойбищ остяков и редких русских поселений, Красная Армия стремительно ударила из-за Урала. Покатились войска белых и интервентов на восток, как катится с кручи обвалившийся край берега: чем дальше, тем быстрее, отламывая при каждом повороте глыбу за глыбой.
Офицеры, застигнутые этим событием, остались в глубоком тылу. Солдаты только того и ждали. Они вышли из повиновения, побросали оружие и разошлись. Но кто же мог поручиться за то, что завтра эти же солдаты не поведут по следу посыльных генерала Пепеляева отряды чекистов и чоновцев? Офицеры бросились заметать свои следы. Они переходили от одной заимки к другой, пока в Каргасоке не укрылись в доме управляющего конторой купца Гребенщикова. Однако задерживаться здесь на длительное время было опасно. Каргасокский ревком начал перестраивать жизнь на советских началах. Но белогвардейским центром, оставшимся в Томске после бегства армии Пепеляева, они не были забыты. С первым пароходом поступили инструкции: передвинуться на Васюган, к Порфирию Игнатьевичу Исаеву, осесть там, приступить к действиям, исходя из обстановки, не забывать, что победа Красной Армии – дело временное и недалек тот день, когда при помощи объединенных усилий международной буржуазии советская власть будет свергнута навсегда.
И начались в жизни трех офицеров дни самые томительные и тоскливые.
– Располагайтесь, господа. Есть важные новости, – сказал Исаев, приглашая офицеров сесть на скамейку.
– Господи, неужели нашему ужасному и преступному бездействию приходит конец? – воскликнул Ведерников.
Кибальников и Отс промолчали, но и у них мог вырваться тот же возглас. Видя, как заинтересованы офицеры, Порфирий Игнатьевич не спешил.
– Не тяните, князь, рассказывайте! – взмолился Отс и картинно раскинул руки.
Исаев бросил на Отса благодарный взгляд. Князь! Как-то, мечтая о будущем, когда большевики исчезнут с лица русской земли, барон Отс вполне серьезно сказал:
– Я уверен, как только большевистская чума будет окончательно побеждена, русское общество не останется в долгу перед людьми, спасшими отечество. Все, все, в том числе и мы, господа, будем достойно награждены. Вам, Порфирий Игнатьевич, будет присвоено звание князя Васюганского…
– Ну, какой я князь! Мой отец – простой прасол из Томска, – притворно возразил тогда польщенный Порфирий Игнатьевич.
– Это ничего не значит! В интересах России и прогресса все эти предрассудки будут отброшены, как отбросил их в свое время Петр Великий. Поверьте мне! Это говорит вам человек с родовым титулом.
С тех пор Отс, а иногда и другие офицеры называли Исаева князем, называли, конечно, в шутку, но всякий раз при этом он чувствовал какое-то сладостное благорастворение в душе.
– Да, господин Отс, бездействию приходит конец, – заговорил наконец Порфирий Игнатьевич.
Он рассказал офицерам о прибытии на Белый яр коммуны, о доносе остяка Ёськи, о своей встрече с председателем коммуны, наконец, об изъятии винтовки.
Отсиживаясь здесь, в безлюдном таежном краю, офицеры даже не допускали мысли о том, что жизнь может потребовать от них каких-то действий. Казалось, ну вот пройдет еще некоторое время, и о них позаботятся: либо организуют им переход за границу, либо вручат обычные гражданские документы. Это на худший случай. А в лучшем случае Советы падут, власть снова перейдет в руки белых. Но жизнь поворачивалась по-другому.
– Коммуну надо уничтожить, пока не пустила здесь корни! – горячо воскликнул Ведерников, когда Порфирий Игнатьевич смолк.
– Мальчишка! – Выпуская густую струю дыма, Кибальников нахмурился, устало опустил голову, исподлобья взглядывая то на Отса, то на Исаева.
– Но в принципе Гриша прав. Васюган должен остаться владением князя. Пусть он здесь хозяйничает до конца дней своих. Вы согласны, Порфирий Игнатьевич? – Отс в упор посмотрел на Исаева.
– Не знаю, господа, ваших дум, но у меня положение ясное: если я не столкну коммуну в Васюган, то коммуна столкнет меня туда.
Исаев обвел глазами офицеров, как бы стараясь проникнуть в их мысли и понять, что у каждого из них хранится в сокровенных тайниках души.
– Порфирий Игнатьевич трезво оценивает обстановку, – сказал Ведерников.
– Именно поэтому нам необходимо: во-первых, перейти на строгую отсидку, чтобы не разоблачить себя раньше времени; во-вторых, изучить положение вещей в коммуне. Как это ни сложно, надо проникнуть в нее. – Кибальников помолчал, потом добавил: – Остяка за донос надо убрать. Эта мера остановит других. Правильно я говорю, князь? – обратился Кибальников к Исаеву.
– Это первым делом, господин Кибальников, – энергично закивал тот.
– Да, господа, жизнь зовет нас к действию, а действие требует команды, – потирая облысевшую голову, сказал Отс. – Кто же возглавит наши усилия? Кто возьмет на себя ответственность?
– По старшинству вам бы надлежало, барон, принять на себя команду, – сказал Кибальников.
– Но ты же знаешь, Михаил Алексеевич, мою беду: нестроевик, интендантская крыса! – засмеялся барон.
– Кибальников! Вот кому карты в руки! – воскликнул Ведерников, вскочил с табуретки и, прищелкнув каблуками, вытянулся перед Кибальниковым.
Отс помедлил секунду и тоже встал, вытягиваясь перед поручиком и чуть склоняя голову.
– Ценю ваше доверие, господа. – Кибальников поднялся, поклонился Отсу, потом Ведерникову. Глядя на Исаева, спросил: – Твое мнение, Порфирий Игнатьевич?
– Смотрите сами, господа, я человек штатский, ваших офицерских порядков не знаю, – развел руками Исаев.
– Нет, Порфирий Игнатьевич, так не пойдет. Мы тут залетные птицы: сегодня здесь, завтра там. Я думаю, господа, – возвысил он голос до торжественных нот, – будет правильным, если во главе всего нашего предприятия встанет господин Исаев. – Кибальников повернулся к нему: – Принимайте команду!
Исаев был и польщен, и обрадован, и испуган. Он встал, замахал руками и, вероятно, начал бы отказываться, если б барон не сказал:
– Да, бери, князь, бразды правления! Михаил Алексеевич прав: твои здесь владения, тебе и отстаивать их. И знай: как офицеры доблестного русского воинства, мы в твоем распоряжении, если не будет, конечно, приказа свыше… – добавил он многозначительным тоном.
Ведерникову не очень было приятно оказаться под командой малограмотного мужика, совершенно не знающего военных порядков, но оспаривать мнение товарищей он не рискнул.
– Приказывай, Порфирий Игнатьевич, – пристукнул каблуком Ведерников.
Исаев постоял молча, как бы свыкаясь со своим новым положением, и, видя, что офицеры выжидающе смотрят на него, тихо обронил:
– Садитесь, господа. Надо обмозговать, как дело делать. Бастрыков хитрый и сильный. Его голой рукой не возьмешь.
– Вот это голос не мальчика, а мужа, – одобрил Кибальников.
Офицеры вернулись к своим местам, послушно опустились на табуретки.
– Спусти-ка, господин Ведерников, кобелей с цепи, чтоб постерегли нас, – присаживаясь, сказал Исаев.