— Простите на вазу! — запричитала я, на нервной почве поджав ягодицы. Могу поклясться, что слышала судорожный вздох сквозь стиснутые зубы из уст мужчины. — Поверьте, если бы я знала, что она такая дорогая…
— Не разбила бы? — предположил он почему-то весело. Что, нахрен, смешного в ситуации? Мне вот выть в голос хотелось!
— Разбила, но что-то другое… — я начала судорожно вспоминать, что там еще у окна под рукой было. — например, розовую вазочку кинула бы в вашего сыночка вместо белой, как вариант!
— Эта та, которая полтора миллиона зеленых? — охренел Дмитрий Петрович, и я закашлялась. Но он, благо, не ждал ответа, а строго спросил: — Чем Валерка мой заслужил?
Не в моих правилах было жаловаться и я уж точно не собиралась рассказывать всю историю моего позора с предложением, но было кое-что, что в медицинских целях отцу Валеры надо было знать:
— Кажется, он употребил запрещенные вещества с виски и ему башню снесло. Он мне гадостей наговорил и даже ударил. Думаю, доза там не маленькая. А потом сел за руль и… — затараторила я, но вздрогнула, когда Дмитрий Петрович зарычал:
— УДАРИЛ?! — затем я услышала, как он быстро набирает кого-то на телефоне и уходит, что б его: — Жди, Машунь. Сейчас я ему устрою веселый вечерок в общественном наркодиспансере. Его на ближайшем посте ГАИ тормознут.
— Эй, может вы меня хотя бы сначала выпустите, а? — возмутилась я, но тот уже из комнаты ушел. Так что говорила я себе под нос. — Или хотя бы платье опустите…
На улице шел снег, буквально хлопьями валил. Я смотрела, как маленькие кристаллики танцуют в свете лампы и мечтала проснуться. Сегодняшний день должен был войти в историю. Еще утром я думала, что люблю Валеру, а сейчас поняла, что лишь любила слово «любовь». Это парень проявил свое нутро и мне больше не хотелось никогда его видеть. А заодно и оказаться подальше от гребаного дома Соколовых.
— Значит так, — постановил деловита Дмитрий Петрович, оказавшись рядом спустя считанные мгновения. — Я связался с охраной. Сказал, чтобы они сняли блокировку окон. Но из-за тебя, дорогуша, рама заела. Придется ждать мастеров на выезде.
— А может ломиком? — с надеждой предложила я.
— Тут специальный магнит нужен. Новые технологии, знаешь ли. — заключил мужчина и снова замолчал.
— Я вам теперь еще и за окно должна, — застонала в голос. Разве может этот вечер стать более унизительным? Чем я вообще заслужила такое от вселенной?
— Ничего ты мне не должна. — строго отрезал мужчина. Да так, что спорить не хотелось. — Пусть сыночек мой, что б его, отрабатывает!
Мне казалось странным ощущение, словно Дмитрий Петрович постоянно пялиться на мою пятую точку. Ну, не может он… Просто не может! Где я, а где он?
— Мне холодно, — пожаловалась я.
— А? — одернулся Дмитрий Петрович, будто я пробудила его ото сна и ринулся с места. — Сейчас я дом обойду и замотаю тебя в пледы какие-нибудь.
— Могли бы для начала платье мое опустить! — прокричала я ему уже в след. А он, как будто специально, не слышал.
Дмитрий Петрович возник перед моими глазами спустя минуту, не больше. В его руках была черная вязаная шапка, варежки и махровый утепленный плед.
— Тепло тебе, девица? — многозначительно выгнул бровь тот, когда единственным голым местом со стороны улицы остался лишь мой нос. Почему-то щеки мои смущенно покраснели.
Все-таки, отец Валеры был безумно симпатичным. До встречи с ним я была искренне уверенна, что мужчины за сорок пять – старики. Страшные, покрытые морщинами, с лишним весом и потухшим взглядом... Этот же был поджарый, с горящими глазами и белоснежной улыбкой. Не дать, не взять. Харизма в нем очень сильно притягивала, а какой-то внутренний стержень заставлял чувствовать уверенность в каждом сказанном слове.
— Очень, Дед Мороз! — сморозила я и тут же почувствовала себя полной идиоткой. Потому что Дмитрий Петрович стушевался на слове «дед», будто я черту крест показала. — То есть…
— Я понял, Маш, — жестко перебил меня тот, сжав зубы. — Дед, так дед.
Он не дал мне даже договорить, просто развернулся и пошел в дом. Я думала, он не вернется в гостиную, пока мастера не приедут. Ошиблась. И как только он оказался рядом, внутри меня разыгралась такая нешуточная благодарность, что я с порога ему прокричала:
— Дмитрий Петрович, вы не дед! Это же выражение такое! Вы очень даже ничего... Вернее, очень даже чего! Вам больше тридцати не дашь. Признайтесь, девственниц на завтрак едите?