Входит ЛАРИСА.
ЛАРИСА. Извините! Я, кажется, помешала. У вас репетиция?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (слезая с лестницы и натягивая пиджак, кладет трубку). Угадали. Духового оркестра в школе нет, заменяю в торжественных случаях, Лариса...
ЛАРИСА (поспешно). Яковлевна. Буравская.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Фамилию, представьте, помню... А без отчества нельзя?
ЛАРИСА. Наверное, уже поздно - без отчества...
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (разглядывая Ларису). И на "ты" уже нельзя?
ЛАРИСА. Надо ли?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ладно, так и запомним теперь на всю жизнь.
ЛАРИСА. На всю? Может, и не потребуется... Еще пожалеете, Станислав Петрович.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Почему?
ЛАРИСА. Ох, Стас, Стас! Зови меня на "ты" и вообще как хочешь. Все не верится... Будто не было этих шестнадцати лет разлуки, и мы снова в одной школе, как на педпрактике. Только я рядовая учительница, а ты - мой директор!
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Да, крашу стены, подтягиваю радиаторы. Что такое в наше время директор? Правая рука завхоза.
ЛАРИСА. А в кино с уроков, как с лекций, не срываешься?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Помнишь?.. Теперь нет, положение обязывает.
ЛАРИСА. Тяжелый у тебя состав...
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Да уж не легкий: восемьсот двадцать три пассажира... Впрочем, теперь и у тебя...
ЛАРИСА. Мне легче. (Пауза.) Что ты так смотришь?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты совсем не изменилась. Как была первой красавицей в институте...
ЛАРИСА. Изменилась, Стас, очень изменилась... И морщин хватает, и рубцов... на сердце.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Когда же мы виделись в последний раз?
ЛАРИСА. Забыл? И слава богу...
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Помню... На перроне Казанского вокзала, когда я уезжал на Алтай.
ЛАРИСА. Чего ж ты замолчал? Договаривай... А я должна была приехать следом, через месяц. Взяла вот и не приехала в твою Белокуриху. Струсила забираться в глухомань.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Нет, ты не струсила!
ЛАРИСА. Сейчас скажешь, что причиной была твоя хромота? Чушь!
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Согласен. Тоже мне несчастье: одна нога чуть короче другой от рождения. У других, вон, уши разные, и то ничего!
ЛАРИСА. Думаешь, считала тебя неудачником, да?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Может быть и это, но не главное. Конечно, директор школы - это ведь величина только с точки зрения учительницы. Но... не поехала ты по другой причине... Сказать? Дело-то прошлое...
ЛАРИСА. Говори!
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты не поехала, Лора, просто потому, что не очень меня любила... Только не возражай! Теперь ведь это проверить невозможно. Да и не нужно... У тебя был целый грузовик поклонников. Да, грузовик! Я помню, как ездили на картошку... Ради тебя выигрывали на соревнованиях, сдавали экзамены. Ты была звездой первой величины...
ЛАРИСА. Не слишком-то великодушно напоминать мне о том, что и я не стала, кем мечтала. Стихи оказались посредственными. Можешь мне не верить, но я уже давно рада, что стала училкой, как называет меня... (Поправляется.) Как называют нашего брата. (Помолчав.) Ты не спрашиваешь меня о моем муже? О бывшем муже... С этого обычно начинают.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Захочешь - сама расскажешь. Ты еще не жалеешь, что я тебя к себе в школу выманил?
ЛАРИСА (не отвечая). Мама стареть стала, ей одной трудно.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Знаю. Встретил ее, когда в наш район переехала.
ЛАРИСА. Вот как? Она мне ничего не написала... Ты здесь уже года три?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Точно, четвертый год.
ЛАРИСА. Видишь, как я издалека за тобой следила. Ты вот очень изменился. Седина, солидность... Никак к тебе не привыкну. Даже побаиваюсь. (Меняет тему.) Школа хорошо расположена. (Подходит к окну.) Вчера я прошлась парком, листья собирала. Девчонки на скамейках шушукаются, с прохожими кокетничают. Может быть, мои?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. А ты бы спросила...
ЛАРИСА. Никогда не видела кленов с такими большими листьями. Помнишь, мы ведь раньше в Замоскворечье жили, на Пятницкой, там деревьев не было. А теперь я привыкла к шуму океана и отвыкла от шума цивилизации.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (идет к Ларисе). Клены у нас старинные. Вон там, где сейчас кино "Дружба", было кладбище. Могилы засыпали, а клены остались. Они видели всех классиков, кто мимо проезжал из Петербурга в Москву.
ЛАРИСА. Сколько же людей кончило школу за эти годы?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Я однажды подсчитывал. До того, как мы стали директором, 1351 человек. И при нас - 212. Не так много. Но ведь это люди. Каждый - человек.
ЛАРИСА. Каждый? Ты уверен?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты еще ни с кем не познакомилась?
ЛАРИСА. Не успела. Все жадно догуливают каникулы.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Поговори с Лидией Александровной Шлыковой, она их из восьмого выпустила. Такая маленькая, седая. Ребята зовут ее Колобком, а она в нашем деле волк.
ЛАРИСА. Я была у нее дома, пила чай с ватрушками. Она их потрясающе печет.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Да ну! Надо будет напроситься... Ты-то как устроилась?
ЛАРИСА. Тоже напрашиваешься?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. А если?
ЛАРИСА. У матери новая двухкомнатная квартира - и устраиваться нечего.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Понятно. Не напросился. (Натянутое молчание.)
ЛАРИСА. Стас, как ты относишься к Бернарду Шоу?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. В общем положительно...
ЛАРИСА. Я его ненавижу! Тебя не унижают его слова: тот, кто способен, - творит, кто не способен, - учит? Выходит, я - второй сорт...
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Есть еще и третий сорт: те, кто учат учителей. То есть начальники, которые говорят: вы должны воспитывать детей так, как это делал бы я сам, если бы умел. Вот и я это говорю. Но обижаться на пародоксы? Кто тебе мешает их опровергнуть? Делай, твори, лепи людей!
ЛАРИСА. Легко сказать! Творить - это ломать пальцы от неудач и снова приклеивать. И думать сосредоточенно об одном. А женщине приходится, мягко говоря, отвлекаться: кастрюли, очереди, пуговицы. Вся жизнь - сплошное отвлечение!
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. У тебя?! Ты же считала, что этого не будет никогда! Стихи об этом писала! Песню твою про Сахалин я и сейчас иной раз в электричке слышу, - туристы поют.
ЛАРИСА. Успела написать, пока семьей не обзавелась. (Пауза.)
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Что же стряслось у тебя с мужем?
ЛАРИСА. Увы, то же, что у многих. Он геолог, месяцами в разъездах. Я к этому привыкла, а он - отвык. От меня. Однажды он уехал и больше домой не вернулся. Прислал письмо с объяснениями... и без которых все ясно... У тебя-то дома, вероятно, все идеально? Кастрюли не отрывают...
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Не отрывают: я обедаю в школьной столовой.
ЛАРИСА. А жена?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Она у себя в институте.
ЛАРИСА. Кто она?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Инженер. Химик.
ЛАРИСА. Тебе повезло. Химик - это как-то надежнее гуманитария, основательнее: материя первична. (Меняя тему.) А что у меня за класс?
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Твои от детей уже отплыли, а к взрослым еще не причалили. Это состояние, по-моему, похоже на невесомость. А вообще-то класс неплохой, спокойный, без "чепе". Все наши, не какая-нибудь сборная солянка из разных школ, когда отдают по принципу "на тебе, убоже, что мне негоже". В классе всего один новичок, из новостроек с той стороны парка...
ЛАРИСА. Сама там живу.
СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Присмотрись к новенькому, чтобы быстрей освоился. У нас жесткое правило: с родителями самый тесный контакт. У меня на этот счет и корыстные цели. Сами-то мы не слишком богаты. Родители, кто чем может, помогают школе. Пускай мать или отец новенького зайдут ко мне.