На минуту воцарилось молчание.
–Да и плевать!.. прошли двадцать лет впустую, себя не жалко… Единственно важное, что заставляет страдать – я тебе как видно совсем не помог. А ведь, когда уезжал обещание давал – буду деньги отправлять, и жизнь твоя улучшится...
–Ну, так слово сдержал-то, хотя и отчасти. А капитал-таки высылал исправно, я бы даже сказал аккуратно, – тихо заключил отец.
–А толку?! Посмотри, как ты живешь!!! И всему я – причина, кругом я виноват!.. – я не выдержал; голос задрожал, дыхание перехватило, и я заплакал. Мне стало стыдно, но слезы не переставали, и я отвернулся, чтобы не позориться перед отцом. Прислонившись к печи, тихо всхлипывая, я силился унять чувства. После недолгого молчания я услышал позади, как отец отодвинул стул и размеренными шагами подошел ко мне.
–Ну, будет! Ляг-ка ты спать, устал, кажись, с дороги. Да и мне пора уж отдохнуть – он похлопал меня по плечу и удалился.
Когда я вошел в свою комнату, нежные чувства овладели мною от нахлынувших воспоминаний – сокровенных, тех самых, что противостоят повседневному негативу и всеобъемлющему злу, и которые приходят на помощь в тяжелые минуты жизни…
Комната моя не изменилась с детских времен: деревянная кровать у стены, письменный стол у окна да пару стульев, двустворчатый шкаф для одежды в углу, подвесная полка с книгами. Лицо невольно расплылось в улыбке. На кровати лежал мой друг, старше меня на восемь лет, так и не выросший с тех времен – плюшевый медведь – Мишка. Помню, мне шел седьмой год, и я бежал второпях за автобусом, опаздывая в школу. Споткнувшись, упал на полном ходу, а когда встал увидел, что у Мишки оторвало руку. Глотая слезы горечи и обиды, укоряя себя, я наскоро схватил раненного и побежал, не жалея ног обратно к отцу, чтобы вылечить друга. Обливаясь слезами, я прибежал во двор и закричал во весь голос: «Папенька, прошу тебя, спаси его!» – тот не на шутку испугался. Но разобравшись, стал жалеть меня и смеяться. Я клялся, что буду примерным учеником и хорошим сыном, если отец сумеет воскресить родного Мишу. Друг отделался несколькими швами, но пережитые потрясения, меня многому научили. Отцу же показали сына с другой, неизвестной стороны и объяснили ему мое ранимое нутро.
Наслаждаясь прошлым, я забылся сладким сном.
***
–Петя, подъем сынок! Ехать надобно, – отец раскрыл шторы. Солнечные лучи проникли внутрь комнаты.
–Куда? – сонно осведомился я.
–В банк!.. Ты эт документики то возьми, глядишь, пригодятся, – ехидно улыбнулся он.
Я не придал значения поведению отца. Наскоро оделся, умылся, отхлебнул чаю, и мы отправились в путь.
Старенький, бежевый, местами проржавевший жигули тарахтел то и дело, выплевывая клубы черного дыма. Состояние корабля доставляло неудобство капитану. Отец не переставал дергать рычаг скорости передач, перебирать ногами педали и стучать по панели. От усилий челюсти его пришли в напряжение. Казалось бы, эти обстоятельства должны были омрачить поездку, но отец не терял радостного расположения духа.
Это привиделось мне странным.
***
Мы вошли в банк. Точнее небольшое отделение одного из крупнейших Банков страны. Помещение было уютным и располагало двумя кассами. Кроме того, вмещало два столика для сотрудников операционного сектора и стойку охранника.
Я быстро заключил, что отец здесь гость особый:
–Вадим Петрович! Родненький вы наш, кажись, снова забылись? – кудрявая женщина пятидесяти лет с короткими по ухо золотистыми волосами подошла и ласково обняла отца. Не дожидаясь ответа, напомнила:
–Ведь только первое число, до пятнадцатого еще пожить надо!
–Леронька, сегодня особой случай-с! Знакомься сын мой – Петр Вадимович!
–Мать моя женщина! – воскликнула, хватаясь за щеку. – Думала, не доживу. Маня, а Маня?! Гляди, кто приехал, – прокричала она, обращаясь в сторону кассы.
–Что? – раздался в ответ приглушенный голос.
–Петр Вадимович – сын Вадима Петровича!
–Не слышно!.. У меня клиент. Сейчас отпущу его и подойду.
–Я говорю, сын Вадима Петровича приехал… а не хочешь не вылезай! – отрезала тетя Лера и повернулась к нам. Она сложила руки в молебном положении и, улыбаясь, склонила голову на бок.