— Ну, что отпраздновал свадьбу? — спросил его фельдфебель, когда он доложил о своем возвращении, и, не дожидаясь ответа, добавил: — Все идет к тому, что скоро и у нас начнется свадебная пляска.
Самой большой достопримечательностью деревни, где они располагались, была речушка шириною десять метров, по которой текли коричневые потоки талой воды. Они поселились в предпоследнем доме, вновь это было невзрачное серое деревянное строение, покрытое соломой, с покосившимся от ветра штакетником. В огороде был колодец, там же, не переставая, блеяла коза, привязанная к грушевому дереву. В загоне рылись свиньи. Двое стариков, муж с женой, копались в огороде. Когда Роберт Розен вошел в дом, то ему тотчас же ударил в нос запах немытой посуды.
Вальтер Пуш прибыл из отпуска перед ним и сейчас сидел на скамейке в огороде, где солнечным вечером имели обыкновение отдыхать старик со своей старухой. Известие о переводе воинской части на юг застало его дома, поэтому он тотчас же отправился туда через Киев. Они долго делились впечатлениями о днях, проведенных на родине. Вальтер Пуш утверждал, что он полностью отработал намеченную программу. В скором времени он ожидает пополнение: мальчика или девочку, ему безразлично.
Когда стемнело, старики перебрались в свою каморку в тыльной части дома, козу они забрали с собой. Годевинд появился в сопровождении солдата, которого звали Модриком. Его им прислали вместо Яноша и еще одного обер-ефрейтора, у которого было не в порядке с головой, и потому его отправили лечиться в высокогорный санаторий. Годевинд подсел к ним и угостился привезенными из отпуска сигаретами.
— Где проходит линия фронта? — спросил Роберт Розен.
По оценке Годевинда, в десяти километрах юго-восточнее от них в направлении Харькова.
— Мы уже давно не слышали выстрелов, это нехороший признак, явно заваривается какая-то каша.
Они устроили себе вечер встречи: ели кровяную колбасу из Подвангена и ржаные хлебцы, привезенные Вальтером Пушем из Мюнстера. Модрик, новенький солдат, прибыл из Катовиц. Он довольно слабо владел немецким языком, но был веселым парнем и не стал обижаться, когда Вальтер Пуш назвал его «трофейным германцем». После того, как они выпили несколько рюмок шнапса, Модрик спросил тех, кто прибыл из отпуска, правда ли, что в Германии в скором времени будут отмечать День матери. Если это так, то он хотел бы написать почтовую открытку своей жене, которая, хотя еще и не была матерью, но должна была ею стать в результате его последнего отпуска. Он попросил помочь ему в правописании. Вальтер Пуш, понимавший, как торговец, больше в расчетах, со временем поднаторел в написании многочисленных писем своей жене Ильзе. Поэтому он стал объяснять, что слово «schenken» — оно было во фразе «Подарить жизнь ребенку» — нельзя писать через «ск». При упоминании имени «Elisabeth» Пуш непременно хотел спасти буквосочетание «th», но Модрик настоял на слове «Elzbieta», поскольку будущая мать была польского происхождения. После того, как Модрик расписал свою Эльжбету в одежде и голой, дошла очередь и до Роберта Розена, который должен был описать свою свадьбу. Об инциденте с кричащей женщиной он умолчал.
Как-то вдруг возник вопрос, а почему Годевинд не хочет ехать в отпуск.
Тот стал отговариваться плохой погодой и утверждал, что Гамбург хорош лишь в разгар лета. В июле он поедет туда, в этом году или в следующем, так как война к тому времени все равно не закончится. Самое любимое его занятие — нежиться в дюнах на датском побережье Северного моря или на пляже Балтийского моря в Померании.
— Этим летом Россия падет, так или иначе, — утверждал Вальтер Пуш, ссылаясь на надежные источники. На родине в таких вопросах разбираются лучше всего.
Они говорили о предстоящем наступлении и представляли себе, как вновь будут совершать марши.
— Вполне возможно, что мы так никогда и не вернемся домой, — заметил Годевинд. — Чем больше земель мы завоевываем, тем больше требуется солдат. Когда мы окажемся на Урале, то под ружье нам придется поставить миллионы, чтобы защищать Европу от Азии. В Африке мы будем охранять песок, а в Гренландии айсберги.