Выбрать главу

— Как можно скорее ты отправишься в свою деревню и женишься, — решили его друзья.

В жаркой России

Дорогая мама!

Я научился стирать, штопать, вязать и даже кашеварить. Мое нижнее белье, которое раньше было белым, в России стало серым. В общем-то, теперь оно подходит по цвету к полевому обмундированию.

В России прекрасная природа, но ее дороги — это сущий ад. Сегодня мы шли мимо маковых полей. Здесь мак растет не среди корнеплодов, как у нас, а сам по себе, занимая все поле. Маковые поля выглядят, как наши плантации подсолнухов, только они еще более разноцветные и яркие. Когда я приеду в отпуск, то в первый же день отведаю макового пирога, на второй день пусть снова будет маковый пирог, ну и на третий день должен быть пирог с маком.

А теперь я скажу тебе то, о чем прошу тебя никому не сообщать. У твоего мальчика завелись вши! На голове и в одежде. Сегодня утром я уничтожил семь паразитов. Ну, да ладно, пока в России с нами ничего ужасного не происходит, поэтому я в состоянии все это вынести. В моем ранце имеется еще одна запасная рубаха на тот случай, если я вдруг получу право на отпуск или решу отпраздновать свадьбу. У нас ходит слух, что солдат, изъявивший желание жениться, получает отпуск. У всех от этого голова кругом идет. Холостые готовы с радостью пойти на это, а женатые солдаты с удовольствием отпраздновали бы повторную свадьбу. Я очень надеюсь, что в моей запасной рубахе пока не завелись вши. В любом случае, прежде чем пересечь границу с Германией, я пройду санобработку. Ведь я не имею права привозить в деревню вшей.

Дневник Роберта Розена

Мы спим на полу впятером. В комнате находятся еще две женщины. Их мужья на войне, и, как они говорят, неизвестно, живы ли еще? Женщины стелют нам постели: выкладывают под низ солому, а сверху кладут одеяла. Когда мы уже спали, на постой прибыли еще двадцать солдат, это были молодые пехотинцы из Вены. Им пришлось заночевать в сарае.

Я слоняюсь по огородам, грызу кукурузу и лузгаю семечки подсолнуха. У одного из домов мужчина и две женщины трясут сливовое дерево. Это украинцы, они милые люди. Я вдоволь наедаюсь слив и еще набиваю ими полные карманы. Одна из женщин непременно хочет, чтобы я подарил ей свою фотографию. Не помогают никакие отговорки. Она этого хочет, и все. Я вынужден дать ей фотоснимок. Она повесит его на стену рядом с другими фотокарточками своей семьи. Мы ведем разговор, насколько это возможно, не зная языка. У них был ребенок, но он умер. Они говорят, что немецкие солдаты должны оставаться здесь и впредь, поскольку они лучше большевиков.

Наш санитар ночью принимал роды у женщины. Когда мы услышали об этом на построении, то смеялись всей ротой. Он «выловил» девочку.

Женщина с тремя детьми живет в хате-мазанке. Младшему из них два года. Я даю мальчику кусочек шоколада из тех, что постоянно откладываю для малышей. Мне это всегда доставляет радость. Нам все еще никак не могут подвезти еду и почту. Лишь поздно вечером в темноте появляется, наконец, полевая кухня. Я получаю двойную порцию супа и отливаю небольшую часть женщине. Эта семья производит впечатление рассудительных людей. У них нет ненависти к врагам. Они пытаются, насколько это возможно, совладать с трудностями. По отношению к соотечественникам они настроены дружелюбно, равно как и к врагам. Я думаю, что это самое лучше, что может быть на войне.

Рано утром мальчик просыпается. Женщина дает ему напиться воды и кормит вчерашним холодным супом. Я готовлю для ребенка чашку сладкого кофе и даю ему хлеб с маслом. Не могу скрыть удивления, видя, как он жадно запихивает его себе в рот. Затем хочу постирать носки и полотенце, но женщина забирает их у меня. Мои возражения не помогают, все это она стирает для меня.

Мы располагаемся в доме, где живет женщина с четырьмя детьми. Она плачет, потому что им нечего есть. Дети лежат в кровати, она их помыла, а одежду, постирав, развесила сушиться. Ее мужа прогнали в колонне военнопленных мимо родного дома. От этого поневоле заплачешь. Я иду к ней на кухню и прошу написать буквы русского алфавита. Мне это может пригодиться. Если мы здесь останемся надолго, то все обрусеем.

Мы остановились в доме, где живет женщина с мальчиком восьми лет и десятилетней девочкой. Девчушка душевнобольная, ее очень жаль. По вечерам женщина варит нам картошку, которая размером не больше лесного ореха. Комната заполняется вновь прибывшими солдатами. Вскоре в ней уже двадцать пять человек. У всех плохое настроение. Это видно по лицам, не слышно ни одного приветливого слова. Один из солдат запускает сапогом в девочку за то, что она то и дело открывает и закрывает дверь. Он попадает ей в глаз, лицо ее распухает и постепенно синеет.