21 января повозка, запряженная лошадьми, доставила к бакалейной лавке Ильзы Пуш пятьдесят килограммов чечевицы и двести пятьдесят килограммов гороха. Всю первую половину дня она перегружала мешки в килограммовые пакеты. В обед у магазина уже выстроилась очередь, которая судачила на всяческие темы. Весь день напролет Ильза занималась чечевицей и горохом, так что у нее едва ли было время думать о России. Лишь однажды это случилось, когда почтальонша внесла в лавку целую охапку посылок и бросила их на прилавок. Ильза отодвинула посылки в сторону, даже не взглянув на адреса отправителя и получателя. Она знала, что было в них.
Вечером вся чечевица была продана, гороха осталось двадцать килограммов. Она засунула заработанную выручку за вырез платья и разложила посылки на прилавке согласно датам отправки. Они были отосланы в самую глушь России в период между праздниками Рождества и Крещения, но так и не дошли до адресата. Ни на одной из посылок не была указана причина возврата. Это немного успокоило ее. Она полагала, что причина заключалась исключительно в русском снеге, в занесенных железнодорожных участках и автомагистралях. От своей соседки она знала, что в случае гибели адресата посылки уже не возвращаются. Вермахт уполномочен вскрывать их и распределять содержимое между теми солдатами, которые реже всего получают посылки из Германии. В этих случаях отправителям шли даже благодарственные письма такого рода:
Предназначенная Вашему сыну рождественская посылка досталась мне. Сердечно благодарю Вас за чудесные подарки, которые пришли сюда через два дня после праздника. О Вашем дорогом сыне у всех нас останется добрая память.
Хайль Гитлер!
Развязывая посылки, Ильза плакала. У нее не было даже сил, чтобы заставить себя съесть хотя бы одну крошку от вернувшихся к ней кексов и пряников. Шоколад она также задвинула под прилавок, даже не притронувшись к нему. Ребенком Ильза больше всего любила «залежавшийся хлеб», так она именовала тогда сухари. Когда ее отец уезжал в город на работу, набрав с собой с запасом хлеба с маслом, то назад он обычно привозил ломтик для маленькой Ильзы. Это был «залежавшийся хлеб», который путешествовал между городом и деревней. И хотя теперь сладости пересекли несколько границ, достигли города Смоленска и возвратились в качестве «залежавшихся пряников», тем не менее, повзрослевшая Ильза не могла себя заставить отколоть от них хотя бы крохотный кусочек. Лишь на сигареты, предназначавшиеся ее супругу, она накинулась со всей жадностью. Она курила их одну за другой до тех пор, пока вся лавка не окуталась дымом. Маленькие записочки, приложенные к посылкам, она собрала и отнесла к печке. Прежде чем бросить их в огонь, она прочитала то, что было написано в них:
Новый год приветствует пуншем…
Пастор говорит, что наступит хороший год, Господь желает этого…
В первое утро Нового года я пошла на мессу немного навеселе, но никто этого не заметил…
На обратном пути она заглянула в церковь Святого Лудгери, десяток минут постояла на коленях на жестком деревянном приступке и с чувством облегчения вышла на улицу. Теперь она твердо знала: то, что подлежало длительному хранению и доставляло наслаждение, следовало вновь упаковать и оправить в дорогу. Когда-то же письмоносец должен добраться до российской глубинки.
Перед центральным вокзалом она наткнулась на толпу, которую не пускали в станционное здание. Как ей сообщили, прибыл санитарный поезд, который вот-вот начнут разгружать. Ильза испугалась. Может быть, среди раненых находился и Вальтер Пуш? Внезапно он стал ей особенно дорог. Даже если его ранили, она смирилась бы с этим, только бы он жил. Некоторое время она смотрела, как санитары выносили раненых из поезда и укладывали в автомобили с красным крестом. Некоторые раненые ковыляли на костылях, других просто невозможно было опознать, так как их головы были обмотаны белыми бинтами, при этом у многих оставалась лишь узкая щелочка для рта и глаз.