Выбрать главу

До тех пор пока мы будем позволять, подобно глупым баранам, водить нас на бойню, до тех пор будут существовать и бойня, и мясники, на нашей шкуре зарабатывающие и деньги, и славу. Война и казарма будут существовать до тех пор, пока мы будем соглашаться жить в казармах и носить форму и оружие солдата.

Вот идея, которой нужно проникнуться до глубины души, не давая сбивать себя никакими теориями, никакими обещаниями!

Мы тогда лишь освободимся вполне от постыдного рабства, в котором держит нас милитаризм, когда решимся на возмущение, когда проникнемся духом протеста; когда вместо того чтобы, покинув родных и друзей, идти в гнусную казарму отбывать срок военной каторги, мы спокойно будем оставаться у себя дома.

Ты мне скажешь, что не так-то легко возмутиться против современной армии, представляющей из себя самую страшную организацию грубой силы, какую когда-либо видел мир. Без сомнения, нет другого учреждения, которое бы так охранялось законом, основанном на насилии и смерти, законом, налагающим самые варварские наказания за малейшее слово, за малейший жест. По одним предосторожностям, предпринимаемым для охранения этого учреждения, ясно видно, что армия является необходимой основой буржуазного общества. Но я спрашиваю тебя: разве страшна жестокость законов, если их не осмелятся применить? А их не осмелятся, не смогут применить с того момента, когда многие решительно откажутся подчиняться им и тесно сплотятся, чтобы противостоять правителям.

В данном случае, как и в других, только единение и согласие могут сделать нас сильными и спасти нас.

Ты, быть может, знаешь, что в России, Австралии, Голландии уже бывали случаи отказа от военной службы. Люди всевозможных профессий в обществе так же, как и рабочие, уже возмутились против этого постыдного рабства. Они не пожелали облачаться в солдатский мундир. Когда им вкладывали в руки оружие, они бросали его на землю.

Несколько лет тому назад один голландец, по имени Ван-Дер-Вере, на призыв, приглашавший его в казарму, ответил своему начальству письмом, наделавшим порядочно шуму, в котором заявил, что его совесть запрещает ему учиться убивать своих иностранных братьев так же, как и поддерживать современный общественный порядок. Чтобы осмелиться подобным образом бросить единичный вызов этому военному чудовищу, чтобы осмелиться высоко держать голову перед этой страшной силой, не оглядываясь назад, с целью узнать, поддерживает ли кто тебя, следуют ли за тобой, — для этого надо иметь смелость, которая нечасто встречается. Вот почему так редки подобные случаи. Кроме того правители всеми силами стараются, чтобы они не сделались достоянием гласности и нередко достигают своей цели, в особенности когда от воинской повинности отказываются безвестные пролетарии. Нет слов, чтоб выразить наше преклонение перед их мужеством! Это истинные герои, память которых грядущие поколения будут так же чтить, как теперь мы чтим тех, которые осмелились первыми восстать против тирании попов.

Но именно потому, что для подобных поступков требуется сверхчеловеческая сила, некоторые слишком преувеличивают свои силы, а потом сдаются, после более или менее долгого сопротивления.

Вот что произошло около трех лет тому назад в Голландии, само собой разумеется, при полном молчания прессы. Пять новобранцев из различных городов отказались вынимать жребий и дали друг другу обещание упорствовать в своем отказе служить. Однако трое из них вскоре выказали слабость и пошли в солдаты; двое же остались непреклонными и были заключены в тюрьму. После нескольких месяцев заключения один из них, в свою очередь, уступил увещаниям начальства и семьи; последний же все продолжал сопротивляться, но, наконец, после двухлетнего тюремного заключения и он сдался, наполовину сойдя с ума.

Но если то, что осмелились сделать мученики и герои антимилитаризма, мы сделаем коллективно, объединившись, сгруппировавшись, поддерживая один другого, — не думаешь-ли ты, Яков, что это будет несравненно легче и действительнее?

Предположим, что хотя бы сотая часть тех, кого ежегодно призывают на службу, в один прекрасный день отказались бы присоединиться к войску. Что могли бы сделать с ними? Абсолютно ничего. Во-первых потому, что перед событием подобной важности обезумевшие правители не знали бы что предпринять (это заметно было по их поведению во время нескольких отказов, которые до сих пор имели место). Во-вторых, потому что пример нескольких сотен или тысяч отказавшихся повиноваться немедленно увлек бы за собой тысячи других. Ты хорошо знаешь, что несчастные новобранцы, которые каждый год вынимают жребий, несмотря на глупые празднества, устраиваемые в их честь, не желали бы ничего лучшего, как остаться дома. Чтобы заставить решиться робких, достаточно, чтоб нашлось некоторое количество отважных смельчаков.