Энтон выбрался на берег близ водопада — нагой, но чистый и наконец-то здоровый. Обеими руками стряхнул с себя воду. Потрогал темный рубец на животе и застарелый след от ожога на сгибе локтя. Провел пальцами по груди и нащупал то место, где срослись и уже почти не причиняли боли три ребра. Ущипнул шишку на переносице.
— Вот теперь ты похож на мужчину, Зоркий Глаз, — с гордостью произнес на следующий день Кариоки. Он открыто любовался Энтоном — тот был в серых пятнистых шортах, потрепанной рубашке, жилете из кожи дамана и обезьяньем плаще. — Но стоит мне закрыть глаза, как я чувствую запах белого человека. Хуже водяного козла. Перед тем как охотиться на бонго, нужно будет смыть с тебя этот запах. Ну, а теперь — в путь.
Забросив вещмешки за спину, они обогнули озеро и двинулись сквозь бамбуковые заросли в ту сторону, где вставало солнце. Густая, непроходимая чащоба, которая оттолкнула его в первый раз, теперь представлялась Энтону если и не садом, то лесопарком — с тайными тропами, хитроумными охотниками, медом, пением птиц, белками-летягами, летучими мышами, барсуками и еще какими-то не известными ему существами.
— Скоро Тлага увидит обитель Нгаи, — торжественно сообщил Кариоки, бросая свой плащ и вещмешок на опушке бамбуковых зарослей. — Вот зачем нужно было дожидаться конца сезона дождей.
Золотые лучи восходящего солнца разогнали туман и глубоко проникли в открывшуюся их глазам обширную долину — с сочной зеленой травой, пересекающими ее во всех направлениях ручьями и банановыми рощами. Здесь пахло вереском и ранней альпийской весной. На опушке леса паслись два черных носорога — длиннорогая самка и детеныш.
Энтон вытащил из вещмешка и отдал товарищу несколько угольно-черных свиных отбивных. Они сели перекусить и одновременно полюбоваться очищающимся от туч небом. На горизонте высились две вершины. Слегка ослепленный ледяным блеском двух пиков-близнецов, Энтон узнал гору Кения.
Набрав горсть земли, Кариоки поднялся и, беззвучно пошевелив губами, бросил ее перед собой в направлении горы. Потом развернул шкуру и угостил Энтона куском медовых сот, которые уберег от насекомых. Но прежде чем начать лакомиться, уронил на землю несколько капель меда.
— Это для Нгаи, — ответил он на невысказанный вопрос друга. — Надо бы мне научить тебя почитать Бога.
— Видишь ли, Тлага, — сказал Кариоки, когда они подошли к ручью, — отсюда, со святой горы Нгаи, пошли люди. Сначала Бог сотворил Кикуйю — высокого и могучего. Потом Мамби — главную жену, мать девятерых крутобедрых дочерей.
Энтон сложил руки ковшиком и напился из ручья. Никогда он не пил такой чистой и свежей воды!
— Из их чресел вышло девять кланов моего народа, — продолжил Кариоки. — Потом, немного расслабившись, Нгаи создал зверей, масаи и — в последнюю очередь — белого человека.
Когда они вернулись за вещевыми мешками, с оставшегося куска сот поднялось облако маленьких белых бабочек.
Они шли вперед по заболоченной долине; под ногами чавкал и прилипал к ботинкам зеленый мох. Наконец Энтон и Кариоки немного поднялись по склону и вошли в лес. Здесь было гораздо суше, чем на месте предыдущего привала. Характер леса постепенно менялся. Поначалу преобладали продолговатые островки бамбука — словно болото тянуло вверх хищные пальцы. Выше пошли густые заросли древовидных папоротников. Потом лес начал редеть; стали чаще попадаться зеленые поляны. Залитые солнцем прогалины поросли горной травой и незнакомыми лилово-розовыми цветами с удлиненными лепестками. Путешественники устроили лагерь у подножия скалы под раскидистой кроной дикого инжира; массивные серые ветви свисали чуть ли не до земли.
— Переночуем здесь, Тлага: священное дерево моего народа принесет нам удачу.
Вверху затрещали сучья. Подняв голову, Энтон увидел карликовых обезьян, лакомившихся крохотными плодами на коротких черенках — фигами. Отведя в сторону ползучие лианы, Кариоки прижался лбом к гладкой коре дерева.
— Не будем разводить костер. Пусть твое ружье молчит до тех пор, пока ты не отыщешь отца всех бонго.
Кариоки разбудил Энтона затемно.
— Разденься, Тлага, и натри этим свою вонючую кожу.
— А ты, Кариоки? — полюбопытствовал Энтон, втирая в кожу что-то вроде слоистого табака.
— Даже в темноте, Зоркий Глаз, твое тело до неприличия бело — словно брюхо у крокодила. Взгляни на мое. Черное, как рога бонго, и безукоризненно гладкое, если не считать тех мест, где твой немецкий друг поставил на него заплаты — все равно что слепая старуха пыталась починить плетеную корзину. Ну вот. Наконец-то от тебя пахнет лесом. Оденься и возьми с собой винтовку и кусок мяса — больше ничего. И довольно разговоров. Голос белого человека еще противнее его запаха, а у бонго большие чуткие уши.
Кариоки окинул Энтона критическим взглядом и подавил в себе желание рассмеяться.
Он допоздна водил друга по лесу. Не обращая внимания на прочую дичь, переходил от ручья к ручью и от скалы из каменной соли к водоему, выискивая на земле отпечатки раздвоенных копыт бонго. Кого только они не встретили! Гигантских лесных кабанов, носорога, небольшое стадо южноафриканских антилоп и дикобраза. Перед наступлением темноты они наткнулись на круглые отпечатки слоновьих ног. Чтобы заглушить звук шагов, Энтон начал ставить ноги в отчетливые слоновьи отпечатки.
— Так мы никогда не найдем бонго, — упрекнул Кариоки. — Всем известно: ходить по следам слона приносит несчастье.
На четвертый день свежее мясо кончилось, и они перешли на ягоды и сухие ломтики копченого мяса бушбока. Их путь пролег через густой темный лес, где все — и деревья, и воздух — пропиталось сыростью. Приходилось ползти по земле, прячась под поваленными стеблями бамбука. Им попался мелководный ручей, с водой, достающей до колен. Энтон и Кариоки пошли по воде. Она смыла следы и приглушила звук шагов.
Холмистая местность понемногу выровнялась, а ручей влился в маленькое озеро. С трудом передвигая окоченевшие ноги, Энтон выбрался на сушу. Кариоки присел на корточки и стал изучать застарелые следы на мягкой траве. Наконец он поднял вверх два пальца одной руки, потом один, а другую низко над землей, ладонью вниз. Все это означало: самка с детенышем. Энтон впился глазами в овальные, чуточку вогнутые с внутренней стороны отпечатки копыт. Кариоки указал на куст с частично обглоданными листьями. Энтон внимательно изучил оголенные побеги, определяя по длине засохших концов время кормления.
Он достал из кармана щепотку золы, чтобы определить направление ветра. Кариоки одобрительно кивнул. Путешественники вновь вошли в воду и прошли примерно тридцать ярдов против течения. Выйдя затем на берег, юноши залегли в подлеске, откуда хорошо просматривалось озеро. Энтон беззвучно молил Бога, чтобы самец бонго явился на водопой. Направление ветра изменилось.
Всю ночь они пролежали на животе. Плащи из шкур задубели на ночном холоде. Время от времени до их ушей доносился рев бушбока или трубный клич слона. На заре лес огласился птичьим пением. Обезьяны с красными спинами и белой оторочкой вокруг шеи выглядели почти элегантно и, качаясь на ветвях, устроили оживленную перекличку. Энтон вырыл в земле ямку и, бесшумно перевернувшись набок, облегчился.
Кариоки проснулся, но целый час лежал без движения. Потом они встали и молча зашагали по берегу ручья, в сторону верховья.
Примерно через час охотники наткнулись на свежий помет двух бонго. Они долго шли по следам — пока те вдруг не пропали под свежеопавшими листьями бамбука. Юноши бросились описывать круги, прочесывая лес, и нашли следы, однако те привели к воде — и снова исчезли. Пошел дождь. Энтон и Кариоки вырыли яму и залезли туда на ночлег, накрывшись вывернутыми мехом внутрь шкурами.
Энтон проснулся в тревоге. По его левой ноге под плащом из обезьяньей шкуры кто-то полз — медленно и щекотно. Время остановилось. Энтон подавил желание вскочить на ноги. Его словно коснулось большое мокрое бревно — только живое, потому что оно ритмично раздувалось и сжималось. Прикосновение было очень легким, почти неуловимым — даже в момент разбухания. Потом Энтон и вовсе перестал что-либо чувствовать. Он по-прежнему не двигался — зато в голове с лихорадочной быстротой проносились мысли. Он понял, что это такое. Гигантская змея.