— Когда бескорыстно делаешь что-то для другого, это и есть самая большая любовь, — заметил Бадди.
— И эта девочка найти свой отец? — не утерпела Мизинчик.
Иви внимательно слушала, широко раскрыв глаза, вздрагивая при каждом упоминании о крюке и о родном отце, а когда Бадди на миг умолкал, Иви, ерзая и едва сдерживая слезы, заглядывала ему в лицо, пытаясь угадать, что будет дальше.
— У отчима было много друзей, — продолжал Бадди, и Иви закивала в такт. — Один сумел разузнать, где живет родной отец девочки. Жил он в другой части страны, зато неподалеку от большого города с аэропортом. Чтобы дочка хорошо выглядела при первой встрече, отчим занял денег и купил ей новые наряды, дал с собой денег, купил билет и отвез в аэропорт, крутя руль своим крюком. Он ласково поцеловал ее при расставании.
Махине его поцелуй был противен. Она не понимала, на какую жертву пошел ее отчим. Он был для нее не человек, а крюк. Наконец-то я увижу своего родного отца, который похож на меня, — только об этом она и думала и, едва самолет приземлился, ринулась в ближайшую телефонную будку.
— Алло!
— Это родной отец, — возбужденно пропыхтел дядя Тони.
— Кто это? — спросил Бадди голосом что-то заподозрившего отца.
— Это я, твоя маленькая дочка, — пропищала Мизинчик.
Отец страшно обрадовался, когда это услышал, голос его стал нежным и наполнился любовью — гораздо нежнее, чем у ее отчима. Он был щедр, он был готов дать ей все, чего она пожелает. Только одно его огорчало — он сказал Махине, что должен идти на работу, но, когда освободится, будет ждать ее в своем трейлере. Девушка поболталась в аэропорту, а ближе к назначенному времени взяла такси на деньги, которыми снабдил ее отчим, поехала на стоянку и отыскала трейлер, где жил ее отец.
Поездка на такси обошлась в восемьдесят семь долларов, но дело того стоило хотя бы потому, что родной отец оказался гораздо моложе отчима. Он был красив, но лицо измученное: сразу видно, что жизнь обошлась с ним неласково. Махина узнавала в его лице свои черты — те же глаза, нос, подбородок. Отец был высок, он опустил две крепкие ладони на плечи дочери, а когда он поцеловал ее, она заплакала от радости.
— Хорошая история, счастливая история. Семейная история более лучше, — похвалил дядя Тони.
— Это еще не все, — улыбнулся Бадди, поддразнивая их, выдерживая паузу, а потом заговорил голосом родного отца: — Пойдем куда-нибудь поедим. В трейлере у меня припасов нет. Консервы только. О’кей?
— О’кей, — отозвалась Мизинчик, бросив взгляд на развеселившуюся Иви.
В столовой отец сказал, что получка у него только через неделю и не может ли она одолжить ему денег — он хочет сам заплатить за обед, ведь не годится, чтобы расплачивалась дочка. Она дала ему две двадцатки и заказала чили. Отец сказал, что не голоден, и выпил бутылку пива, потом вторую, потом стаканчик виски, а потом еще один, поскольку первый он счел чересчур маленьким («Это слишком много», — заметил дядя Тони). Выпив, отец начал рассказывать, как он несчастен. Нет, сейчас он, конечно же, счастлив, но зачем она сбежала от него с тем гнусным священником?
— Как ты могла так обойтись со мной? — твердил он, не поднимая глаз, почти не шевеля губами.
Он начал путать дочь с матерью, все время повторялся, хныкал и на глазах становился все более несчастным и больным.
— Почему она не убежать? — удивилась Мизинчик.
В одной руке ее отец держал очередной стакан виски, а другой сжимал ее руку, так сильно стиснув пальцы, что она не могла вырваться. Махина сказала ему:
— Пожалуйста, пойдем домой!
Вернувшись на стоянку, отец закрыл руками лицо и заплакал. Он понял, что плохо вел себя, просил у дочки прощения, говорил, что ему очень стыдно. Он снова обнял ее за плечи, и вид у него был такой печальный. Потом он взял ее за руку и повел в свой трейлер, а как только они вошли, он грубо схватил дочь и запустил руки ей под одежду. Махина попыталась вырваться, но родной отец захлопнул дверь трейлера и запер ее, задвинув засов. Попав в ловушку, Махина тщетно молила сжалиться, отпустить ее. Только теперь она поняла, как счастливо и спокойно жила до тех пор. Зачем она уехала от отчима?
— Не надо, — заскулила она, когда отец сграбастал ее, но сопротивление лишь разозлило его, сделало еще опаснее.
— Я твой отец! — сказал он ей. — Ты моя!
Конечно, это несправедливо, но в этом есть ужасная логика — тот самый человек, которому назначено защищать тебя, может причинить тебе самый страшный вред, ибо ты ему доверяешь. В тот кошмарный миг девушка поняла, почему мать отреклась от нее, а родной отец на нее набросился: она была зачата в насилии.