Люси ни о чём не жалела. И надеялась, что Джувия тоже.
***
В чем она так плоха, что Нацу не обращает на неё внимания? Почему ему куда приятней общество необременённых моралью девушек на горячих источниках, а не её? Почему он спит с ними, а не с ней?
Горькие слёзы текут по щекам, оставляя горячие дорожки следов накопившейся обиды. Она вытирает их тыльной стороной ладони и подходит к большому напольному зеркалу, в котором отражается та часть комнаты, где стоит кровать.
Почему он вместе с Греем поступает так с ней и Джувией? Они ведь не заслуживают всего этого. Не заслуживают безразличия к их искренним чувствам.
Отражение смотрит на Люси полными боли глазами, в которых всё ещё сверкают невыплаканные слёзы. Так хочется закричать, упасть в бессилии на пол и смотреть в потолок, пока в голове не станет пусто, и ни одна мысль больше не будет напоминать о мечтах, которым не суждено сбыться здесь и сейчас.
Взгляд, брошенный на собственный рот, напоминает о том, что произошло в гостиной. Поцелуй Джувии всё ещё горит на губах. Люси осторожно касается их кончиками пальцев, обводит контур и замирает, заметив в отражении Нацу. Он лежит прямо на её кровати и манит к себе ладонью.
Люси резко оборачивается, но не видит никого. Снова смотрит в зеркало, а там ничего не изменилось: Нацу всё ещё лежит на её кровати, но теперь снимает свою жилетку. Он скидывает её на пол и обнажает клыки в широкой улыбке.
Вздрогнув, она отшатывается от зеркала и лишь в последний момент успевает заметить, что что-то не так и с ней самой. Её отражение неодобрительно качает головой и усмехается. Та – зеркальная – Люси отворачивается и подходит к Нацу.
– Боже, – выдыхает она и касается холодной поверхности зеркала.
Пальцы проваливаются, будто в зыбучий песок, и Люси, мгновенно теряя равновесие, летит в зазеркалье. В момент падения ей кажется, что ещё чуть-чуть и она точно разобьёт себе колени, локти и подбородок, но этого не случается. Почему-то она оказывается у совершенно голого Нацу на коленях, а её же ноги обвивают его талию.
И ей уже не важно, что он так холоден к ней обычно, не важно, что предпочитает других девушек. Сейчас Люси волнует лишь то, что её мечта сбывается – они так близко, что она может бессовестно наслаждаться долгожданным теплом его тела и горячим дыханием на своей груди.
Его огромные горячие ладони грубо сжимают её ягодицы, а губы жадно накрывают её. Нацу подхватывает Люси и поднимается вместе с ней с кровати. Прижимает к стене и целует горячо, жадно, не так нежно, как Джувия. И это рвёт её изнутри. Он целует так, будто задумал съесть, выпить её до дна, забрав все силы и желание, разгорающееся с бешеной скоростью.
Ладони обжигают кожу, не прикрытую ночной рубашкой. Лямки падают, и ткань скользит, собирается в ком на талии. Нацу сжимает её грудь, поцелуями переходит к соскам. Втягивает в себя сначала один, затем другой, проводит языком, ласкает пальцами.
А Люси больше не дышит. Она стонет, не в силах больше держать в себе все те чувства, что разом нахлынули, заполнили каждую клеточку её тела. В голове бьётся только одна мысль: «лишь бы это не кончалось», но и она тает, тонет в буре эмоций, растекающихся по телу.
От его прикосновений всё горит, кожа пылает, сама Люси пылает, не чувствует той прохлады, что была лишь пару мгновений назад в комнате. Ей мало. Ей хочется больше. Хочется быть полностью его, отдать всё, что у неё есть, лишь бы быть ближе. Стать частью него.
Словно читая её мысли, он придвигается ближе, так, что теперь она спиной ощущает все неровности стены. Остро ощущает его возбуждённый член, прижимающийся к промежности. Он трётся им об неё снова и снова, заставляя намокать всё сильнее и стонать всё громче. Клитор начинает разрывать от накатывающих ощущений. Всё тело пронзают разряды и, кажется, вот-вот наступит что-то невероятное, но Нацу отстраняется, и это чувство мигом пропадает.
Люси разочарованно стонет, но тут же судорожно вдыхает, чувствуя его член в себе. Он входит резко, до конца заполняя пустоту внутри. Ей нравится, до сорванного голоса и ноющих мышц нравится, то, как грубо и жадно он берёт её возле этой стены. И так же до одури обидно оттого, что она не успевает кончить до Нацу.
Горячая, липкая жидкость стекает по бёдрам, стоит только ему выйти из неё. Становится холодно и безумно одиноко, так, что по коже бегут мурашки, а сердце пронзает тупая боль. Она боится открыть глаза, потому что знает, что лежит на кровати одна.