— И куда вы направились? — спрашиваю я. Двери лифта открываются, и мы заходим внутрь. Дэниел нажимает на кнопку вестибюля, а я смотрюсь в зеркало и приглаживаю свои непослушные пряди. Стоило взять резинку для волос — а что если я случайно встречу Элиаса?
— Мы никуда не направлялись, — говорит Дэниел, опираясь на блестящие золотые перила. — В том-то и дело — всю ночь мы просто шли и шли по коридорам.
— Утро, — поправляю я, но тут же извиняюсь, когда он бросает на меня взгляд типа «не корчь из себя всезнайку».
— Потом мы оказались у двери в её номер, и она спросила, не хочу ли я зайти.
— Всё, на этом можно остановиться, — предостерегаю я, поднимая палец. И я признательна, что в этот самый момент двери лифта открываются в вестибюле. Там туда-сюда слоняются гости, живые, болтают друг с другом. Зловещее ощущение, которое оставил после себя тринадцатый этаж, исчезает, и меня вновь поражает великолепие отеля «Руби». Мы с Дэниелом двигаемся к переполненному ресторану, и брат машет рукой, когда видит нашего отца, уже ждущего нас за столиком.
— Будь спокойна, — говорит мне мой братец, когда мы усаживаемся рядом с папой. — Ничего не было. Я знаю, как набивают себе цену.
Я смеюсь, а папа вопросительно поднимает брови.
— Мне захочется узнать, о чём ваш разговор? — спрашивает он.
Я поворачиваюсь к нему, потрясённая бодростью в его голосе. Тёмные круги под глазами, которые стали его постоянными спутниками после смерти мамы, исчезли.
— Дэниел познакомился с девушкой, — говорю я, проверяя папину реакцию. Большей частью лишь для того, чтобы посмотреть, отмахнётся ли он от нас, как прежде. Пробурчит нечто бессвязное.
— Ничего себе! — не без сарказма отвечает отец, а затем улыбается. Из-за чего я чуть не падаю со стула. Мы с Дэниелом переглядываемся, а затем оба поворачиваемся к нему, чтобы убедиться, что нам не показалось. Перед нами… прежний папа.
— Как её зовут? — спрашивает он.
Глаза Дэниела загораются, словно у маленького ребёнка, и то, насколько он жаждет внимания нашего отца, разбивает мне сердце.
— Кэтрин, — отвечает мой брат. — Только я не помню её фамилию.
У меня внутри всё сжимается.
— Кэтрин? — переспрашиваю я.
Дэниел кивает, а затем начинает пересказывать всю историю для папы. Я делаю глоток воды из стакана, стоящего на столе, точно зная, о ком идёт речь. О той девушке, что подходила к Элиасу. Она вела себя грубо, угрожала, а Элиас назвал её психопаткой.
Ну конечно же, моему брату непременно нужно было связаться именно с ней!
Вообще-то, у меня два выхода. Я могу рассказать Дэниелу, что она — отстой, и от неё нужно держаться подальше, или могу ничего не говорить. Как бы поступила мама? Я вспоминаю отрывки их с Дэниелом разговоров. Она бы пошутила, но в её шутках была бы и истина. Что-то типа скрытого совета, который мой братец мигом заглотил бы, потому что этот совет был приправлен сахарком. Но, опять же, мы уезжаем сегодня. Так что, пожалуй, об этом не стоит волноваться.
— Поведай папе о том, что она похожа на фарфоровую куклу-убийцу, — говорю я, и мой брат смеётся. До него не доходит, что эти слова следует понимать буквально. Дэниел продолжает свою историю, рассказывая нам малейшие подробности, вплоть до того, что её волосы пахли персиками. Я с радостью отвлекаюсь на официантку, которая подходит, чтобы принять наш заказ.
— Я заказал тебе кофе, — говорит отец, указывая на стоящую передо мной чашку. С щемящим чувством я благодарю его и поворачиваюсь к официантке.
— Могу я вместо этого взять сок? — спрашиваю я. — Ненавижу кофе.
Она улыбается, но эта улыбка не отражается в её глазах. Мама говорила мне, что искреннюю улыбку можно узнать по морщинкам, которые собираются вокруг глаз. Девушка быстро записывает за мной.
— Позвольте мне порекомендовать вам ветчину, — говорит она, открывая меню и указывая на блюдо.
Я морщу нос.
— Ветчина слишком отдаёт свининой.
Я улыбаюсь.
— А как насчёт блинчиков? — спрашиваю я, притворяясь, что это не имеет никакого отношения к воспоминаниям о маме. Притворяясь, что таким образом я не стараюсь почувствовать к ней близость.
Официантка пробегает глазами меню, будто сомневается, что они там указаны, а я смотрю на табличку, на которой указано её имя — Таня.
— Хороший выбор, — говорит она, захлопывая меню так, что дуновение воздуха касается моего лица и вздымает мои волосы. — Что к ним добавить?
— На ваше усмотрение, — задабривая её, предлагаю я. Она смотрит на меня так, словно я сказала что-то не то. Волоски у меня на затылке встают дыбом, и я начинаю вертеть в руках салфетку, чтобы отвлечься.
— Тогда фрукты, — говорит она и обходит стол, направляясь к Дэниелу. Мне не по себе, но я наблюдаю за тем, как официантка принимает его заказ. Её короткие вьющиеся волосы убраны назад ободком, красная помада оттеняет тёмную кожу. Словно почувствовав мой взгляд, девушка смотрит на меня, и я опускаю глаза.
— С тобой всё в порядке? — спрашивает отец, ошарашивая меня своим вопросом. — Ты какая-то бледная.
— Просто проголодалась, — отвечаю я, расправляя салфетку на коленях. Когда официантка уходит, я придвигаюсь ближе к столу, к своей семье.
— А вы знаете, что здесь вроде как водятся призраки? — спрашиваю я.
Дэниел закатывает глаза.
— Да, Кэтрин упоминала об этом. Думаю, именно поэтому им и удаётся сохранять свой бизнес. Мы где-то у чёрта на куличках.
— Я тут подумал, — говорит папа в перерыве между глотками кофе. — А не остаться ли нам ещё на одну ночь?
— Правда? — спрашиваю я, и по моему лицу расползается улыбка. Ещё одна ночь в «Руби» — это просто мечта! Ведь она не только отдалит мои страдания, но и подарит возможность поближе узнать того красавчика с вечеринки.
— А как насчёт двух ночей? — спрашивает Дэниел. — У меня планы, пап. И плевать, что мне вряд ли удастся осуществить их за какие-то сорок восемь часов.
— Что ж, тогда до пятницы, — отвечает отец, поднимая свою чашку. — Побудем вместе до пятницы.
Мы с Дэниелом обмениваемся взглядами, но я не позволяю последним словам вовлечь меня в размышления о том, что будет после. Этот момент слишком хорош.
— А теперь, — продолжает папа, — расскажи мне побольше про эту девушку, Кэтрин.
Дэниел пускается в изложение своих захватывающих планов по охмурению Кэтрин, а спустя пятнадцать минут Таня ставит передо мной тарелку. На ней яичница-болтунья с гарниром, а рядом — дымящийся кусок ветчины, яркое розовое пятно на белой тарелке. Я поднимаю глаза на Таню, и девушка улыбается мне.
— Приятного аппетита, — шепчет она, протягивая мне столовый нож. Я тяжело сглатываю, забирая его из её руки. Я могла бы начать спорить, устроить сцену. Но сейчас Дэниел и папа так счастливы, что я ни за что на свете не стану это разрушать. Даже ради блинчиков.
Я впиваюсь ножом в кусок мяса, думая о том, что мне придётся его съесть, дабы усмирить свой урчащий желудок. Отправляю толстый кусок в рот, обхватывая рукой стакан. Таня поворачивается, чтобы взять с подноса ещё одну тарелку, и моё внимание привлекает вспышка красного. Я в ужасе, с громким лязгом, роняю столовые приборы. Таня истекает кровью — на её боку кровавое пятно размером с кулак. У меня рот набит едой, и я пытаюсь выговорить хоть что-то, тыча трясущимся пальцем в направлении официантки. Папа, увидев это, хмурит брови.
— Вам не нравится? — вмешивается Таня, явно обеспокоенная. Я вновь поворачиваюсь к ней — крови больше нет. На её белоснежной рубашке ни пятнышка, она чистая и отутюженная. У меня трясутся руки, а мои глаза бегают туда-сюда между её лицом и пропавшим пятном.
— Что-то не так? — спрашивает она и, слегка прищурив левый глаз, изучает меня.
— Нет, — говорю я, прижимая ладонь ко лбу. Я провожу рукой вниз по щеке, а потом прогоняю нервозность. — Должно быть, мне показалось.
Таня закусывает свой длинный, ярко-красный ноготь, словно задумавшись о чём-то. Затем она вежливо улыбается.