— Я же говорил… — хрипло прошептал он, продолжая улыбаться. — Я же предупреждал вас всех, чем это все закончится. Я ведь с самого начала знал, что ничем хорошим эта затея не закончится и нам всем придет рундук… А вы мне не верили. Ну хоть теперь-то поверили, убедились в том, что я был прав?.. Ах, я был прав, прав, какое это великолепное, ни с чем не сравнимое чувство… Только что я в полной мере осознал, как же я мудр и чертовски проницателен. Ни с одной женщиной мне не было так хорошо, как под этой мачтой… — Улыбака, который наконец-то стал настоящим улыбакой, еще долго вещал бы о своей гениальности, если бы его не разобрал новый приступ кашля.
— Молчите, сэр, вам вредно разговаривать, — строго приказал врач, осматривая его сломанные ребра, а вскоре поднялся на ноги и проговорил: — Нужно соорудить носилки из куска парусины и оттащить его в… А нет, отставить носилки, я вспомнил, что лазарета у меня больше, скорее всего, нет. Прямо здесь все сделаю как-нибудь… А он, что-то мне подсказывает, еще поправится. Впервые вижу в человеке такую поразительную волю к жизни, подпитываемую неиссякаемым пессимизмом. — Ларри тяжело вздохнул и окинул присутствующих усталым взглядом, остановившись на Варфоломео Ламберте.
— Что ты так уставился, рыжий? — поинтересовался тот. — У меня что, плавники отросли?..
— Все-таки прав был Хельмут насчет тебя… — вздохнул Траинен, выжав из себя печальную полуулыбку.
— А что такое? Что бы ни сказал этот старый прохвост про меня — это все брехня.
— Да он сказал, что Шивилла со всякой швалью водиться не станет. Это правда. Все-таки, как ни крути, а ведь повезло ей с командой… Кстати, а где она?..
Тут судовой врач, который едва успел успокоиться после всего пережитого, вновь не на шутку встревожился. Сердце его опять, пропустив один удар, заколотилось в ускоренном ритме от мысли о том, что в последний раз он видел капитаншу, когда шторм только начинался. Разумеется, всем сейчас хотелось лицезреть капитана, как минимум для поднятия боевого духа, а как максимум — чтобы свалить на кого-то всю ответственность за решение о дальнейших действиях. Ведь ситуация, казалось, сложилась катастрофическая: от погони «Сколопендра» оторвалась (если не сказать избавилась), но получила серьезные повреждения и, мягко говоря, сбилась с курса настолько сильно, что уже никто не знал, где этот курс находится… Но когда казалось, что хуже быть уже не может… оказалось, что все-таки может. Занимаясь поисками капитанши, уцелевшие матросы чуть весь корабль вверх дном не перевернули, они тщательно обыскали верхнюю и жилую палубы, насколько это возможно, обшарили полуразрушенные трюмные помещения, даже все глаза просмотрели, разглядывая обломки за бортом. Но ее не было. Нигде.
Глава 21. Старый должок и новое наследство
Те, кто утверждают, что ад находится в пылающих недрах земли, на ледяных вершинах гор или в самой глубокой морской расселине, куда никогда не пробивался ни один солнечный луч, могут засунуть свои познания куда подальше. На самом деле настоящий ад вполне мог находиться под ясным лазоревым небом, на спокойном море, где умиротворяюще плещутся небольшие волны, подгоняемые приятно пахнущим свежестью ветерком. На «Золотой сколопендре», например. Судно дрейфовало уже несколько часов подряд, точно так же и его экипаж совершенно пал духом и полностью отдался на милость судьбе. Никто не хотел ничего делать, и не нашлось в команде такого человека, который сказал бы: «Ну-ка, соберитесь, тряпки!» и заставил бы бурную деятельность вновь закипеть на этом корабле. Старпом Бертоло во время шторма, борясь с непокорным штурвалом, сломал локтевую кость правой руки и надолго выбыл из строя. Пусть он был бывалым моряком и просто сильным мужчиной, почтенный возраст все же давал о себе знать. Нескольких матросов недосчитались (о, как цинично это звучит… словно бы результат переписи товара на складе) точно так же, как и капитана, а многие получили травмы разной степени тяжести. Судовой врач всем оказал первую помощь, посильную вторую, а некоторым даже и третью, но делал он это просто механически. Механизм его состоял из шестеренок отточенного мастерства, приводимых в движение чувством долга. На этот раз просто чувством долга, а не его пресловутым гуманизмом. И если чьи-то раны потом обернутся нежелательными последствиями, Траинен сможет смело обвинять себя в том, что на своей нервной почве лечил кого-то неправильно…