Я изо всех сил пытаюсь вжиться в роль, сотрудничать с властями, изображать невиновность, но все выглядит очень хреново. Кэлл сидит за решеткой, и только вопрос времени, когда они придут за мной. Я могу верить, что Кэлл держит рот на замке, в противном случае я бы уже тоже был за решеткой. Но он не понаслышке знает, что может произойти, если лояльность находится под угрозой.
К тому, что я потеряю все, если они раскроют мою причастность к торговле оружием и другим преступлениям, они "поджарят" меня. С этой точки зрения я ходячий мертвец, но я не из тех, кто будет сидеть сложа руки, и наблюдать, как его династия рушится. Пешки начинают падать, поэтому мне нужно действовать быстро.
Личный чартер отправляется в три утра, всем заплачено и даны краткие инструкции. Они знают, что будет, если они проболтаются. Моя новая личность упакована в моем портфеле, сумки готовы к отъезду, и скоро прибудет машина.
С желудком, скрученным чувством тревоги, я иду через темный дом в спальню, где спит моя ни о чем не подозревающая жена. Мне мерещится всякая жуть, пока я иду. Она лежит на кровати, умиротворенная, совершенно ничего не зная о мире, в котором живет каждый день. Не знает, кто я на самом деле, чем занимаюсь. Но если я собираюсь пройти через все это, мне нужна моя семья. Нет другого выбора, потому что они — самое главное в моей жизни. Поэтому я рискую всем — а они действительно заслуживают этого — когда сажусь на край кровати и нежно бужу ее.
Она шевелится, открывая глаза, я беру ее лицо в свои руки и целую. К этой жизни, которую я выбрал почти тридцать лет назад, нет подготовки. Но никогда за эти тридцать лет я не находился под таким надзором, как сейчас.
— Что случилось, милый? — спрашивает она, отстраняясь от этого нехарактерного выражения любви.
Оставаясь как можно более спокойным, ясным и кратким, чтобы она не разозлилась на меня, я говорю:
— Мне нужно, чтобы ты села и очень внимательно выслушала меня.
— Ты пугаешь меня.
— Не бойся. Все будет в порядке, но мне нужно, чтобы ты внимательно слушала, потому что у меня мало времени.
Она садится и кивает мне со страхом в глазах.
Я беру ее руку в свою.
— Я покидаю страну, — начинаю я, когда она перебивает меня.
— Что?
Прикладывая пальцы к ее губам, я подчеркиваю:
— Ты не должна задавать вопросы, потому что я не хочу отвечать на них. Умоляю тебя, доверься мне, и помни, что я сделаю все что угодно, чтобы сохранить нашу семью. Я люблю тебя, но часть моего бизнеса нелегальна. Я кое—что сделал, и сейчас рискую потерять свою жизнь. — Мои слова частично правдивы, но в основном ложь, потому что нет смысла выкладывать все начистоту. От этого я только поставлю ее под угрозу.
Ее глаза расширяются, а на лице написано недоумение, когда она медленно качает головой.
— Вот что мне нужно от тебя.
— Я не... я... я…
— Сделай глубокий вдох, — инструктирую я нежно. — Ты доверяешь мне?
Ее кивок был мгновенным, что подействовало на меня успокаивающе.
— Хорошо. Мне нужно твое доверие. Никогда не сомневайся во мне или моей любви, понимаешь?
— Конечно.
— Если кто—нибудь спросит обо мне, скажи, что не знаешь, где я. Ты ничего не слышала от меня и не видела меня с нашей ссоры из—за моей приверженности этому браку. И ты полагаешь, что я просто отсиживаюсь в гостинице, чтобы избежать возвращения домой.
— Почему я...
— Доверься мне, — говорю я, перебивая ее. — Никаких вопросов, потому что чем больше ты знаешь, тем сложнее мне защитить тебя.
— Защитить от чего? От кого?
Обхватив руками ее щеки, я говорю:
— Никто не сможет разлучить нас, обидеть или разрушить. Мне просто нужно, чтобы ты оставалась на месте и затаилась. Не разговаривай ни с кем, пока не спросят. Но что бы ты ни говорила, ты не знаешь, где я.
— К—когда ты вернешься?
Наклонившись, чтобы прижаться своим лбом к ее, я шепчу:
— Я не знаю.
Затем она начинает тихо плакать, слезы текут по ее щекам.