― Это не совсем необычная реакция, и чаще всего она проявляется в моменты сильного стресса, ― сообщает она. ― У нее также небольшое сотрясение из—за травмы головы. Ничего серьезного, но я настоятельно рекомендую вам будить ее каждые два—три часа, хорошо?
― Конечно.
― Я пришлю вам список врачей, которых я рекомендовала бы ей посетить, когда завтра приеду в офис.
Когда она надевает свое пальто, я подаю ее сумку, говоря:
― Не знаю, как отблагодарить вас за это.
Она улыбается и кивает.
― Если вам что—нибудь понадобится или вы заметите какие—либо изменения в ней, пожалуйста, позвоните мне.
Я наблюдаю, как она идет к своей машине, и прежде чем она выходит, она напоминает:
― И уберите эти бумажки.
― Осторожней в пути.
Возвращаясь обратно, я немедленно вытаскиваю свой телефон и звоню Лаклану.
Он берет со второго гудка.
― Здравствуй?
― О чем, бл*дь, ты думал, когда звонил мне после того, как передал ей информацию о ее матери? — огрызаюсь я.
― Все в порядке?
― Я сказал тебе, что хотел бы узнать, как только ты узнаешь, а не после того, как ты с ней встретишься. Если тебе трудно следовать моим простым инструкциям, может быть, ты лучше подойдешь для работы тем, кому наплевать на внимание к деталям.
― Это была полная оплошность с моей стороны. Я извиняюсь.
― Ты знал, что было в этих судебных документах, и твоя забота о ней была очень пренебрежительной.
― Согласен.
― Как, черт возьми, ты смог заполучить эти документы, связанные с несовершеннолетним? ― спрашиваю я.
― К счастью, я знаю кое—кого, кому известно, что я могу расплатиться в обмен на бумаги, ― объясняет он, а затем спрашивает: ― Она их читала?
― Да, она читала их.
― Она в порядке?
― Не твое дело. Я думаю, ты забываешься. Я хочу, чтобы ты прекратил следить за ней, потому что, кажется, ты отвлекаешься, и я не хочу никакого надзора с твоей стороны, ― заявляю я, а затем отключаю звонок.
Когда оборачиваюсь, я замираю увидев Элизабет, стоящую у подножия лестницы.
― Ты следил за мной?
— Ты обвиняешь меня? — спрашивает он после моего вопроса.
И он прав, я не могу винить его. Как я могу ожидать, что он не будет относиться ко мне с подозрением?
На его лице читается разочарование, когда он подходит ко мне. Он потирает мое плечо, говоря:
— Ложись спать, — а затем поднимается вверх по лестнице.
— Почему я здесь?
Он поворачивается и смотрит на меня.
— Потому что я не доверяю тебе оставаться наедине с собой.
Он начинает подниматься по лестнице и через несколько шагов, не обращая на меня никакого внимания, добавляет:
— Доктор говорит, у тебя небольшое сотрясение мозга, поэтому я буду будить тебя каждые пару часов. Тебе нужно отдохнуть.
— Почему ты настолько холоден? Ты таким и останешься? — спрашиваю я, смущенная своей реакцией на него.
— Конечно, тебе не нужно напоминать, почему, не так ли?
Я наблюдаю, как он поднимается, затем остаюсь одна в тишине его дома. Его поведение меняется мгновенно, и я могу только предположить, что тот, с кем он разговаривает по телефону, является причиной внезапной перемены. Я не беспокоюсь о том, что меня преследуют, потому что я заслуживаю недоверия.
Поднимаясь вверх по лестнице, я замечаю, что дверь в его комнату слегка приоткрыта. Когда я заглядываю, он лежит на своей совершенной постели. Сложив руки за головой, скрестив лодыжки и глядя в потолок. Я позволяю себе немного времени, чтобы полюбоваться им, прежде чем он почувствует мое присутствие.
Его тело неподвижно и глаза прикованы к потолку, и он без малейшего выражения произносит:
— Убирайся из моей комнаты.
Его тон ровный, но я слышу враждебность глубоко внутри. Поэтому я иду в комнату, в которую он поселил меня, и заползаю под одеяло. Внутри меня пустота, без сомнения, из—за окончания этого вечера. Может быть, мне должно быть стыдно, что Деклан увидел, что я полностью сбилась с пути, как и он, но сейчас я оцепенела от эмоций. Мое тело истощено, и для анализа этой ситуации потребовалось бы больше энергии, чем у меня есть. Поэтому я скатываюсь на бок и смотрю из больших окон на полнолуние, которое освещает краски ночи и медленно засыпаю.