Костя развернулся на месте, напряжённо всматриваясь в заднее окно. Водитель не торопился, берег дорогую машину, и красная секундная стрелка кварцевых часов, казалось, замерла на месте.
Это был чёрный «форд-скорпио», за рулём сидел Гоша Сысолятин, пассажиров в салоне не было.
Костя облизал пересохшие губы и на мгновение отвлёкся, проследив, как брызнул искрами брошенный Димой окурок. Секундная стрелка сорвалась с места и бешено помчалась по кругу. Костя смотрел на подъезжающий чёрный автомобиль и старался выбросить из головы все мысли. Это не удавалось — вполне возможно, что сейчас он должен был встретиться с одним из тех, кто имел самое прямое отношение к событиям в Яблоневке.
Мягко качнувшись, «форд» замер у ворот, и в ярком свете чугунных фонарей друзья разглядели остроносый силуэт Сысолятина, напряжённо смотревшего в их сторону. Люк на крыше кабины «форда» был приоткрыт, стекла задних дверей опущены, и из салона доносился нежный женский голос, печально певший о рисующем дождь художнике.
— Эх, дурак, такую песню испортил, — усмехнулся Дима.
— Спокойно, Гоша, милиция, — предупредил Костя, осторожно приближаясь к «форду», готовый среагировать, если Сысолятин вдруг попробует удрать или устроить перестрелку.
Но Гоша ни о чём подобном и не помышлял. Он подождал, пока ему предъявят удостоверения, внимательно прочитал фамилии и должности и только после этого поднял холодные бесцветные глаза. Они были спокойны — ментов Гоша не боялся.
— Ну и чего?
— Поговорить надо, — пояснил Костя, пряча «ксиву» в карман и застёгивая пуговицу. — Может, вылезешь из машины?
Поколебавшись, Сысолятин распахнул дверь и встал около «форда», прислонившись к нему спиной. Серая майка с большим вырезом болталась на худом теле, пузырились чёрные спортивные штаны, а за лишённые носков пальцы цеплялись разношенные кожаные сандалии, но зато шею обвивала золотая цепь покрепче якорной.
— Ну? — поинтересовался он ещё раз, переводя взгляд с одного оперативника на другого.
— У нас к тебе всего один вопрос, — сказал Костя. — Ответишь здесь — сразу разойдёмся. Не ответишь — придётся поехать с нами. Понятно?
Где-то недалеко завыла собака, и Костя невольно вздрогнул. Гоша презрительно усмехнулся и спросил ещё раз:
— Ну и чего?
— Вопрос следующий: кто из твоих друзей в середине этого месяца в Яблоневском лесопарке изнасиловал девушку? Их было трое, на сером джипе. Только не говори, что не знаешь, — не поверим.
Ковалёв впился взглядом в лицо Сысолятина. Естественно, на правдивый ответ он не рассчитывал и, более того, не исключал, что сам Гоша принимал участие в тех событиях. Раздобыть за полтора прошедших после разговора с Осиповым дня и показать Кате фотографию Сысолятина не удалось, но по внешним приметам он очень походил на одного из тех — на того, кого называли Геной.
Гоша посмотрел на Ковалёва откровенно издевательски.
— Понятия не имею! Это раз. И два — никто из моих друзей никогда никого не насиловал, мы всех девочек только с их согласия или за деньги трахаем. Вот, понятно пока? И ещё: даже если бы кто-нибудь кого-нибудь изнасиловал, то я об этом вам все равно ничего не сказал бы, ясно? — Увидев понимающий кивок Петрова, Гоша скрестил руки на груди и более спокойно поинтересовался: — А кого трахнули-то?
— А тебе какое дело? — поспешно ответил Петров и посмотрел на Сысолятина с явным сочувствием.
— Ты хорошо подумал? — спросил после паузы Костя, глядя в сторону, на тёмную стену леса.
— Очень!
— Ладно, тогда едем с нами, — почти грустно сказал Костя и отступил на шаг.
— Куда это с вами?
— В управление, на улицу Рентгена. Мы тебя там просвечивать будем.
— Хорошо, но сначала я позвоню своему адвокату, — твёрдо ответил не понявший Диминой шутки Гоша и подозрительно оглядел обоих оперов, но возражений не последовало.
— Звони, — безразлично разрешил Костя, пожал плечами и сунул руки в карманы брюк.
Ещё раз подозрительно покосившись на Петрова, Гоша развернулся и наклонился в салон, чтобы из специального крепления на панели приборов вынуть трубку радиотелефона.
Шагнув вперёд, Ковалёв ткнул в Гошину поясницу контакты электрошокера. Коротко вскрикнув, Сысолятин рухнул к его ногам, зацепив лбом дверной порог «форда».
— Готов, — констатировал Дима и склонился над телом, доставая наручники.
Костя оглянулся по сторонам. Шелестя листвой, качались под ветром деревья, по темно-синему звёздному небу все так же бежали облака. Пейзаж был совсем мирный. Никто за ними вроде бы не наблюдал.
Тихо шумел ручей на дне оврага, шелестели листья, и потрескивали ветки деревьев, иногда вдруг начинали кричать лесные птицы. Когда в разрывы бегущих облаков прорывался холодный свет полной луны, белым пятном вспыхивала крыша автомобиля Димы, оставленного недалеко от поляны, где они расположились.
Насторожённо вслушиваясь в непривычные городскому слуху звуки, друзья курили и ждали, когда Сысолятин придёт в себя. Гоша стоял на коленях, прислонясь к стволу могучей старой берёзы. Его руки были заведены назад, вокруг дерева, вздувшиеся багровые запястья охватывали наручники, щиколотки согнутых ног крепко стягивал выдернутый из спортивных штанов шнурок. Голова бессильно свисала набок, из угла рта стекала слюна. Когда Гоша начинал хрипеть, во рту вспыхивали два золотых зуба и судорожно дёргался выпирающий на худой шее кадык.
Костя курил, разглядывал звезды и иногда переводил взгляд на согнутую фигуру у дерева. Собранная за полтора дня информация не давала ни малейшего повода для жалости по отношению к Гоше. Костя равнодушно и даже как-то отстранение думал о тех методах, которые придётся применить к Сысолятину, чтобы заставить его говорить. Одно плохо — не хотелось впутывать в это дело Петрова, но Дима только обиделся бы, попытайся Костя оставить его в стороне. Да и сам Ковалёв поступил бы точно так же.
Сысолятин застонал, открыл глаза и покачал головой. В животе у него что-то заурчало.
Костя вдавил окурок в мокрую землю, посмотрел на Диму, и они одновременно встали на ноги. Подойдя к Гоше, Ковалёв присел на корточки, рывком за подбородок задрал голову и посмотрел ему в глаза.
— Где это я? — невнятно спросил Сысолятин, пытаясь высвободить голову и дёргая скованными руками.
Костя молчал, продолжая сжимать узкий Гошин подбородок и неотрывно глядя на него своими серыми глазами.
— В зале суда, — пояснил наконец Петров. — У нас, понимаешь ли, выездная сессия.
— Очень смешно, — пробурчал Гоша и дёрнул подбородком, но опять не смог его освободить. — Ослабили бы браслеты, а? Никуда я не убегу.
— Это уж точно. — Дима с пониманием, серьёзно покачал головой. — Но вообще-то спасибо. Успокоил.
Продолжая сидеть на корточках, Костя опустил свою руку, и Гоша наконец смог оглядеться по сторонам. Потом он перевёл взгляд на Диму.
— Не смотри на меня так грозно, — попросил Петров.
Гоша хотел что-то ответить, но промолчал, пошевелил скованными руками и выругался, а потом сказал, обращаясь к одному Ковалёву:
— Ребята, вы, по-моему, совсем офигели. Чего, запугать меня вздумали? Так не получится, а ответить за это потом все равно придётся. Слыхал я о таких штуках, но думал, врут пацаны: оказывается, правда. Давайте-ка по-хорошему: снимите браслеты и подкиньте меня до дома, а я постараюсь забыть.
— Не надо забывать, — глухо проговорил Костя, и его слова, сказанные в ночном лесу в лицо связанному человеку, прозвучали страшно. — Надо совсем наоборот — все вспомнить. Свой вопрос мы тебе уже задали. Хочешь ты или нет, но ответить на него все равно придётся. Я тебе не буду врать и обещать то, чего не сделаю. Отсюда ты не уйдёшь. Если бы у нас получился разговор там, в самом начале, то мы разошлись бы, а теперь нет — ты умрёшь. Но перед смертью ты нам все равно скажешь то, что нас интересует. Подумай только, что на помощь тебе никто не придёт, а умереть-то можно по-разному.
— Хватит п…ть, — ответил Гоша. — Все равно вы мне ничего не сделаете. Не столько вам платят, чтобы вы из-за этого так старались.
— Не в деньгах дело, — задумчиво проговорил Костя и опять посмотрел на звезды, как будто Сысолятин перестал его интересовать. — Но тебе этого все равно не понять. Вы-то все действительно ради денег одних и работаете…