- Я намерен говорить только чистую правду…
Гро, который и в лучшие минуты не отличался спокойствием, сорвался.
- Писатель говорит правду не чаще юриста. Забота адвоката - защита, забота писателя - правдоподобие. И с тем, - завершил он свою речь, - до свидания. Я старею, и подглядывать для меня единственный безотказный способ тешить плоть. Вон видите внизу трусики из двух завязочек, с девицей внутри?
У. в смятении поднялся.
- Я думал, «писательское мастерство» значит… ну… выплескивать на бумагу свое нутро, - пробормотал он. - Потому и записался на ваш курс.
- Любоваться чужим нутром по вкусу исключительно Горшину - он зашибает на этом громадные деньги, хотя по части безумия даст вам сто очков вперед. А теперь сгиньте.
У. сгинул. Трусики приступили к отработке того, что правильно на зывалось, кажется, «прыжок назад в два с половиной оборота». Гро заказал новую чашку бурды и устроился наблюдать.
На очередном занятии У. отсутствовал - жаль, поскольку семинар прошел довольно живо.
Гро раздал студентам ксерокопии «Города Страшной Ночи» в качестве образца. Одни воззрились на автора с благоговением, другие с ненавистью: таковы тяготы успеха. Рукопись Гро с позволения Иншаллы уже отослал знакомому агенту. Рассказами тот обычно не занимался, но Гро надеялся, что на сей раз его приятель, возможно, отступит от правил.
- Того, кто вздумает подделываться под мистера Джонса, - объявил Гро, - я в два счета вышвырну вон. Не подражайте - берите пример. Он, похоже, нашел собственную интонацию, вот и вы поищите свою.
В итоге завязалась этакая общая драчка, мечта преподавателя. Студенты бомбардировали Иншаллу вопросами, а тот отбивался, свободно мешая околопсихологическую трескотню с языком улицы. Парню ничего не стоило вдвое урезать четырехсложную непристойность и вставить в ту же фразу словцо вроде «полиморфный» или «подсознательный» - между прочим, к месту.
Его история, сказал он, взята прямо из жизни, и описал свою юность в жилмассиве: торговал наркотиками, увертывался от пуль, ходил в Потомак-Эстейтс, в дом-крепость крупного поставщика, где деньги ссыпали в пластиковые мешки для мусора и взвешивали - долго было пересчитывать. Бросил дилерство, когда брата, Шабазза, подстрелили и тот истек кровью у него на руках. А яростная потребность увековечить память о брате в конце концов вылилась в столь же неистовые пробы пера.
Это было нечто! Мечтательно поглядывая на своего ученика-рекордиста, доктор Гро, гроза английского отделения, за долгие годы насквозь пропитавшийся вином и цинизмом, гадал, не оправдывает ли сей миг - м-м… божественного откровения - его, в противном случае, бездарно протекшую жизнь.
И тут нежданно-негаданно взыграла критическая жилка Гро. Ин-шалла врет. Содержание «Города Страшной Ночи» было ничуть не оригинальнее названия. Так лишь казалось из-за «пулеметного» стиля, который автор, вероятно, подхватил - да-да, подхватил, как насморк, - слушая рэп: он просто убрал бит и рифмы, а остаток перенес на бумагу.
Очки у Иншаллы были чересчур дорогие, бородка чересчур холеная, косички чересчур стильные; он писал без ошибок, сыпал длинными сложными словами, читал Киплинга - нет, это не дитя жилмассива. Зачем же он лгал? Разве нельзя было сказать: «Хэй, я вырос в шикарном доме в Уотергейте» - и оставить сюжет в покое?
После занятий Гро задержался в кампусе и просмотрел в канцелярии личное дело Иншаллы. Тот окончил дорогую частную школу «Бунчи-Мандела», где основной упор делали на подготовку отпрысков чернокожих профессионалов к успеху и процветанию. Жил Джонс с родителями на так называемом Золотом Берегу, окраине Рок-Крик-парка, где, прихлебывая двойной скотч у собственных бассейнов, сетовали на расизм светло-кофейные политики, бизнесмены, члены городского управления, высокопоставленные чиновники и президенты исторически черных колледжей.
Пока Гро добирался до «Погребка», мрачный юмор возобладал. Все-таки он с самого начала попал в яблочко: жизнь - обман. Литература тоже. Остается одно: расслабиться и получать удовольствие - и, разумеется, пить. Переполняемый злорадством, он шумно тянул «Мондо россо», ухмыляясь, как демонический смайлик. За столик втиснулся Горшин.
Тоже радостный.
- Сегодня долго сидеть не буду, - объявил он.
- Почему?
- Опять женюсь. На дивной женщине по имени Лейла… Дилайла… что-то в этом роде. Познакомился с ней сегодня в продуктовом. В мясном отделе.
Гро поздравил. Горшин между тем залпом осушил бокал - единственный, по его заверениям, какой намеревался позволить себе в этот вечер. И прищелкнул пальцами:
- Кстати! Чуть не забыл. Клайд в больнице. В Джорджтаунской. Смешал кодеин с водкой. Передоз. Еле откачали. Возможно, попытка самоубийства. Какого дьявола ты ему наплел? Сейчас его уже перевели из реанимации в интенсивную терапию. Я бы забежал взглянуть, но вечером мы с Дилайлой улетаем в Вегас. Кришнамурти меня прикроет.
- Реанимация? Интенсивная терапия? Дилайла? Вегас? Кришна… прах побери, что значит: «какого дьявола я ему наплел»?
- Мне пора, - встрепенулся Горшин и был таков.
На другой день Гро позвонил в больницу и после бесконечных проволочек сумел тридцать секунд пообщаться с доктором Кришнамурти. Новости были хорошие: У. выписали из интенсивной терапии, он спокойно отдыхает, а через пару дней разрешат посещения.
- Вы бы заглянули к нему, - журчал в трубке бомбейский говор. - Я убежден, что он очень одинок. Прискорбно для столь молодого человека.