— Отказал, Марья Евграфовна. И даже узнать не пожелал. И когда я ему сказал, что десять лет тому назад мы были сослуживцами, он проговорил «помню» и так, знаете ли, проговорил, что словно водой холодной облил… Еще бы… Он нынче важный стал… Персона в некотором роде, но, уж только извините, Марья Евграфовна, а я прямо скажу, какая он там ни будь персона, а прямо бесстыжий человек… Уж как я его просил… объяснял свое положение… Вы ведь знаете, каково оно?.. Ни капли жалости. И если бы вы знали, какую он важность на себя напускает!? В вид-мундире, знаете ли… Тут звезда… Владимир на шее, одет с иголочки… франт… раздушен… Сзади стоит чиновник… а ведь прежде… помните ли, когда он в Черногорске-то был?
— Но, может быть, в самом деле, у него места нет? — проговорила Марья Евграфовна и почему-то вдруг покраснела.
— У него-то нет!? Я узнавал, места есть… Да, захоти он, так, по его рекомендации, где угодно место бы нашлось в другом месте, потому что Павлищев сила, правая рука министра… Вот кто он такой… А вы: «нет места»! Эх, как посмотрю, Марья Евграфовна, вы, кажется, и до сих пор думаете, что это человек… С вами-то как он поступил, а?.. Надо, ведь, быть великим, я вам доложу, негодяем, чтобы так поступить… А вы еще готовы за него заступаться!..
— Я не заступаюсь. Там, что было со мной, — это другое дело… Об этом нечего говорить… Так он стал важный? И верно постарел? — с любопытством спросила Марья Евграфовна.
— Какое!? прошипел Бугаев… — Совсем молодой… Жених, да и только!
— Разве он не женат?
— То-то нет… Верно подцепит какую-нибудь богатую невесту. Еще бы… Такая карьера. Выбирай кого хочешь с миллионом в придачу! А это вы напрасно, что не стоит говорить… Именно, стоит, Марья Евграфовна… И я считаю долгом честного человека сказать вам, — сердитесь там или нет, — что вам следует подумать хоть о своем сыне, если вы о себе не хотите подумать… Бились вы, всего переиспытали, знаете, как это сладко, так неужели вы хотите, чтобы и сын ваш мог рисковать тем же… Ходить, знаете ли, и клянчить места… да еще, вдобавок, с позволения сказать, незаконный сын…
— Тише… тише, ради Бога! — взволнованно промолвила Марья Евграфовна. — Вы разбудите Васю!
И она пошла своей легкой, уверенной походкой взглянуть на мальчика. Тот крепко и спокойно спал.
— Я не понимаю, Евлампий Иванович, что вы хотите сказать?.. Уж не в первый раз я слышу ваши намеки, — проговорила Марья Евграфовна, возвращаясь к Бугаеву.
— Очень просто, что я хочу сказать, Марья Евграфовна. Вы можете обеспечить сына и должны это сделать. Отец его не смеет отказать в этом.
— Никогда я не обращусь к нему. И без него мы проживем! — промолвила Марья Евграфовна. — Пожалуйста, и не говорите об этом.
— А я буду говорить… Поймите, Марья Евграфовна, что вы из какой-то фанаберии так рассуждаете. Нынче, голубушка моя, фанаберия-то везде по боку, а ты, коли не желторотый галчонок, так пользуйся случаем! Все в наше время так живут, сударыня! Вы думаете, что ваш Вася поблагодарит вас потом, что вы его, по своей, можно сказать, простоте, пустите в жизнь голяком, да еще незаконнорожденным. Держите карман! К тому времени люди еще, надо думать, злее станут и жизнь будет трудней… Так будьте уверены, что он не восхитится вашей незаботливостью… Скажет: нечего сказать, хороша мать!
Марью Евграфовну взволновало напоминание о том, что Вася незаконный сын. Это было ее больное место и часто удручало. Картина будущего Васи, нарисованная Бугаевым, произвела на нее впечатление. И она, несколько смущенная, сказала:
— Неужели вы думаете, что человек, бросивший раньше детей, теперь захочет что-нибудь сделать для сына?
— Конечно, не захочет добровольно, а если его пугнуть…
— То-есть, как пугнуть?..
— А так… Уж вы предоставьте мне… Я это обделаю. Я, знаете ли, деликатно уведомлю его, что если он не обеспечит сына, то вы подадите прошение на Высочайшее имя… Этого он испугается…
— Ах, какие вы нехорошие вещи говорите, Евлампий Иваныч!.. — промолвила, вся вспыхивая, молодая женщина и строго взглянула на Бугаева.
«О дура, дура!» мысленно обругал ее Бугаев и проговорил:
— Да что ж тут нехорошего, Марья Евграфовна?.. Рассудите… Разве с таким человеком можно церемониться?.. Ну… ну… не сердитесь!.. Я вам даю совет, желая вам добра… Не хотите — так как хотите… Но уж исполните мою личную просьбу… Не откажите!..
— Какую?..
— Напишите Павлищеву… Попросите за меня.
— Евлампий Иваныч! Пощадите! Я не хочу ничем напоминать о себе Павлищеву. Пусть он не думает, что я… Господи! Да неужели вы этого не понимаете!? И почему у вас явилась такая странная мысль… Что ему моя просьба?