Когда извозчик остановился у подъезда большого дома на Фурштадской. где жила Анна Аполлоновна Рогальская, Павлищев был в некоторой трусливой нерешительности. Несмотря на видимую «проблематичность» пикантной блондинки, этот визит к ней, к женщине, которую он видел всего два раза, показался теперь ему несколько рискованным и, главное, мог поставить его в смешное положение. Что, если его встретит муж и если вообще она будет не одна? Какую глупую роль он должен будет разыграть, и какие могут пойти о нем по городу слухи. Скажут, что Павлищев, директор департамента, ворвался в чужую квартиру, как какой-нибудь сумасбродный юнкер.
Все эти соображения значительно расхолодили его превосходительство и внушили ему благоразумную осторожность, и он вошел в подъезд, приподняв воротник шубы и надвинув на лоб свою бобровую шапку, имея в виду сделать предварительные разведки.
Швейцар дремал в кресле и на вопрос: здесь ли живет г. Рогальский? отвечал, что здесь, в четвертом этаже.
— Он дома?
— Никак нет. В Москву уехали.
— В Москву? — переспросил Павлищев, ощущая прилив веселого чувства. — И давно уехал?
— Три дня тому назад.
— Когда он вернется?
— Обещали на будущей неделе.
— Экая досада, что его нет! — промолвил Павлищев, взглядывая на швейцара, который, в свою очередь, пытливо посматривал на господина, интересовавшегося не барыней, а барином. Это было что-то диковинное.
— Ну, спасибо тебе, братец, что сказал, когда барин вернется… Мне нужно его видеть…
С этими словами он подал швейцару рублевую бумажку, вызвавшую горячую благодарность, и как бы мимоходом кинул:
— А супруга его, Анна Аполлоновна, у себя?
— И их нет. В театр уехали.
— Не знаешь ли, братец, в какой?..
— Нанимали извозчика в Малый театр.
— Одна уехала?
— Нет-с, с сестрицей… А как прикажете о вас доложить?
— Не нужно, братец, докладывать. Я завтра приеду. Когда удобнее всего застать барыню?
«Вот оно что. Барин-то был для отвода глаз!» — подумал швейцар, стараясь определить по виду положение Павлищева.
— Около двенадцати утра, когда только что вставши… Тогда они дома и одни, — как-то значительно почему-то подчеркнул швейцар. — Или в шесть часов после обеда… А в другое время барыня редко бывает дома. В разъездах все больше.
Павлищев вышел, сопровождаемый швейцаром, и направился пешком к Литейной. На углу Сергиевской он нанял на всякий случай двухместную карету и велел везти себя в Малый театр, окрыленный игривыми надеждами на ужин в отдельном кабинете с хорошенькой блондинкой, после спектакля.
Через четверть часа его превосходительство, солидный и серьезный, чуть-чуть приподняв свою белокурую голову, пробирался в четвертый ряд кресел и, скромно усевшись, принялся слушать оперу, нетерпеливо ожидая антракта.
Антракт наступил скоро. — Павлищев приехал к концу первого акта. Поднявшись, его превосходительство оглядывал жадными глазами в бинокль ложи и партер и, наконец, увидал свою блондинку. Она сидела в седьмом ряду рядом с сестрой, тоже недурненькой женщиной, элегантно одетая и хорошенькая. Павлищев весело усмехнулся и, встретив ее взгляд, слегка наклонил голову, получив в ответ самую милую и обворожительную улыбку. Вслед затем она встала и направилась к выходу, что-то шепнув сестре. Павлищев тотчас же пошел за ней.
— Анна Аполлоновна, здравствуйте! — проговорил он, пожимая ее крошечную руку… — Догадываетесь ли вы, зачем я сюда попал? — тихо прибавил он, останавливая ее в коридоре.
— Слушать оперу, надеюсь?
— Вас видеть, вас, и сообщить вам кое-что интересное…
Анна Аполлоновна обдала его превосходительство чарующим взглядом и шутливо заметила.
— Будто меня видеть?.. Как вы могли знать, что я здесь?
— Как видите, узнал… Мне так хотелось видеть вас сегодня, что я поехал к вам.
— Вы были у меня? — воскликнула Анна Аполоновна, видимо приятно польщенная этим посещением.
— То-то был и, узнавши, что вы здесь, приехал сюда…
— Я никогда не смела бы ожидать такой любезности с вашей стороны… Это слишком льстит мне…
— Да разве вы не видите, что совсем свели меня с ума? С первого же раза, как были у меня в департаменте…
— Будто?
— Я правду говорю. Еще бы! Вы такая хорошенькая… Такая…
Очарованный Павлищев не находил слов.
— Какая еще?..
— Одним словом, прелесть, что такое… Вы одна из тех женщин, ради которых даже и я покривил душой! — шептал Павлищев, пожирая Анну Аполлоновну влюбленными глазами.
И пикантная блондинка, хорошо знавшая цену этих мужских взглядов, весело улыбалась, слушая эти речи. Она хорошо понимала, что понравилась его превосходительству (не даром он так скоро исполнил ее просьбу, в этом, разумеется, и было то «интересное», о чем он торопился сообщить ей), и втайне радовалась, что ей придется «благодарить» не какого-нибудь расслабленного, отвратительного старого развратника, а такого моложавого, свежего и красивого, каким был Павлищев. И — кто знает? — не увлечется ли он ею серьезнее после интимного знакомства?.. Эти мужчины ведь такие капризные и такие свиньи!