Вероятно, блондинка заметила этот взгляд, подавший ей новую надежду выхлопотать для сестры пенсию, и вместо того, чтобы уйти, она снова защебетала:
— Но мадам Анисьевой дали пенсию, хотя муж ее прослужил всего десять лет. Отчего же не дать моей сестре? — прибавила она и сделала обиженную мину, которая тоже очень шла к ней и могла, но ее мнению, разжалобить его превосходительство.
Она очень хорошо знала, — эта маленькая, хорошенькая женщина, хлопотавшая за приличный гонорар в приемных, за разных мифических сестер и братьев, — что самые неподкупные и суровые администраторы за сорок лет делаются сердобольны при виде хорошеньких просительниц, да еще, вдобавок, с таким роскошным станом, каким обладала она.
— Я не осведомлен, сударыня, на каком основании дали пенсию госпоже Анисьевой, по смею вас уверить, что о подобной просьбе я не могу доложить… Просите самого министра… Нам что угодно? — обратился его превосходительство к последнему просителю, пожилому человеку с вихрастой шевелюрой поседевших волос, все время стоявшему в мечтательной задумчивости и, казалось, не обращавшему ни на что своего внимания.
Не первой свежести фрак и белье, плохо вычищенные сапоги, небрежно повязанный галстук, бледное, изборожденное морщинами, когда-то красивое лицо, опушенное громадною, черною с проседью бородой, закрывавшею почти всю грудь, глубоко сидящие глаза, упорные и сосредоточенные, высокий благородный лоб и выражение какой-то спокойной и даже несколько надменной уверенности в умной физиономии и в глазах, — все отличало этого просителя от остальных, бывших в приемной.
Вместо ответа, этот господин подал его превосходительству объемистую тетрадь.
— Это что такое?
— Описание моего изобретения, ваше превосходительство… Хочется думать, что вы прочтете и убедитесь в огромном его значении… Вот уж десять лет, как я хлопочу, хожу по приемным и… и получаю отказы… Я убежден, что никто и не читал этой записки… Узнав из газет, что вы назначены на столь важный пост, я решил обратиться к вам за содействием… Прочтите, и вы увидите, безумец ли я, как находят господа чиновники, или предлагаю России десять миллионов ежегодного сбережения…
— Хоть это и не по-моему департаменту, но я непременно прочту, — проговорил Павлищев, принимая объемистую записку и с некоторым недоумением взглядывая на просителя и как бы соображая: сумасшедший он или нет…
— Искренно вам благодарен, — с чувством произнес старик, — но предварительно позвольте вам вкратце изложить принципы моего изобретения…
Павлищев позволил, и краткое изложение заняло целых пятнадцать минут убежденного и оживленного изложения и грозило еще продолжаться, если бы Павлищев не остановил изобретателя.
— Извините, мне некогда… Я непременно прочту вашу записку… Идея ваша мне нравится… Приходите через месяц.
Обрадованный изобретатель еще раз поблагодарил его превосходительство и ушел, счастливый, с загоревшимися глазами, почти уверенный, что теперь дело его в шляпе.
Его превосходительство направился в свой кабинет. У дверей он остановился и спросил у дежурного чиновника:
— Как фамилия этой просительницы, которая хлопочет о пенсии своей сестры?
— Рогальская, ваше превосходительство! Анна Аполлоновна Рогальская…
— Назойливая дама! — промолвил недовольным тоном Павлищев и скрылся в дверях кабинета.
II
Представительный курьер Сидоренко, — почтенный седовласый старик из отставным вахмистров, с золотой медалью на шее, бодрый и крепкий, с благообразным солидным и серьезно-внушительным лицом, — бесшумно вошел, вслед за звонком, в кабинет и вытянулся в струнку.
— Переодеться!
Старик достал из шкафа темную жакетку и, приняв виц-мундир и Владимирский крест, снятый с шеи, помог его превосходительству принять неофициальный и даже несколько легкомысленный вид обыкновенного смертного.
Этот курьер, переменивший на своем веку не мало директоров, а с ними вместе и не мало взглядов на внутреннюю политику, остававшийся при разных переменах несменяемым, сумевший скопить на своем скромном посту изрядный капиталец, ссужая за небольшие «проценты» господ чиновников, — этот философ сразу заметил, что «новый генерал» не в духе. По наблюдениям старого курьера, генерал, после своих первых четырех приемов, со времени назначения в должность, возвращаясь в кабинет имел всегда веселый и даже игривый вид, точно именинник, что Сидоренко, как тонкий наблюдатель, объяснял себе тем, что генералу «лестно» принимать просителей в новом звании. Эта «лестность» казалась ему тем более понятной, что «новый генерал» был определен прямо «с ветра», из чиновников по особым поручениям при министре, не пройдя обычных иерархических ступеней и попав, так сказать, прямо в рай, не побывав в чистилище. И, надо сказать правду, назначение Павлищева едва ли не поразило старика-курьера более, чем господ чиновников департамента. Консерватор по убеждениям и привыкший, чтобы все делалось «по порядку», старый курьер отнесся к «новому генералу» сперва недоброжелательно и как бы обиженно за нарушение «принципа». Но — оппортунист по натуре — Сидоренко, убедившись, что «новый генерал» ничего против него не имеет, сам через неделю против генерала ничего не имел и даже втолковывал одному своему приятелю, что умных генералов велено назначать со стороны или выписывать из провинции, так как столичные приелись.