«И чего он затевает новое дело. Точно мало дел и точно мало у него денег. К чему? Для кого?» проносилось в голове у Трифонова, когда он просматривал смету.
— Одни только лишние хлопоты! — проговорил он вслух и сам усмехнулся, зная, что именно эти хлопоты, новое дело и какое-то неодолимое влечение к наживе, хотя бы и бесцельной, и составляют главную для него приманку и что, несмотря на колебания, он, разумеется, построит завод, затратив на него громадные деньги. Зато впоследствии это дело будет приносить громадные барыши.
И Трифонов снова погрузился в соображения и с карандашом в руках проверял цифры, не заметив, как в кабинет вошел, слегка позвякивая шпорами, его сын, молодой человек лет двадцати трех, очень похожий и фигурой, и лицом на отца. Этот коротко-остриженный офицер в длиннополом сюртуке, с золотым браслетом на руке и с добрым взглядом несколько красных глаз, свидетельствовавших о кутеже, был некрасив и имел несколько взволнованный и растерянный вид, который он напрасно старался скрыть.
— Здравствуй, папа, — проговорил усиленно развязным тоном молодой человек, подходя к отцу и громко целуя его в щеку.
— Здравствуй, Боря… Здравствуй, голубчик! — нежно промолвил отец. — Что ты сегодня такая ранняя птичка… Еще и девяти нет, а ты уже встал? Или сегодня дежурный? — говорил отец, любовно взглядывая на сына.
От его глаз не укрылось помятое лицо молодого человека и возбужденный его вид.
«Верно, кутнул вчера!» подумал он.
— Нет, папа, я не дежурный… Я пришел к тебе с просьбой.
— Что такое? Нужно денег?
— Много нужно…
— Много?.. Зачем? — спросил старик, не любивший, чтобы сын выходил из своего довольно широкого бюджета. И лицо его сделалось серьезно.
— Не сердись и прости, папа, — заговорил дрогнувшим голосом Борис, не смотря на отца… — Я вчера проиграл в клубе…
Старик, который терпеть не мог азартных игр и сам игравший в винт по небольшой, еще серьезнее и строже взглянул на сына и несколько мгновений молчал. Его большой лоб сморщился, в лице появилось суровое выражение, и маленькие глаза сделались злыми.
— Что значит много по твоему счету? — наконец спросил он.
— Двадцать тысяч, — проронил упавшим голосом Борис.
— Двадцать тысяч проиграть в один вечер!? воскликнул в изумлении старик, не ожидавший такой крупной цифры и никак не предполагавший, что сын его, казавшийся рассудительным молодым человеком, мог сделать такую глупость.
— Играли в макао… Я зарвался и… проиграл на честное слово.
Старик Трифонов с каким-то презрительным сожалением поглядел на сына и, после паузы, проговорил:
— Не ожидал, признаться, от тебя такого сюрприза… Не ожидал. Не для того я горбом наживал деньги, чтобы сын мой проигрывал в ночь по двадцати тысяч. Я, разумеется, дам тебе эти деньги, но помни, Борис, что это в первый и последний раз!.. Ты знаешь меня и знаешь, что я держу свое слово! — прибавил внушительно старик.
И с этими словами он достал из письменного стола чековую книжку и, написав чек, подал его сыну.
Тот, было, стал благодарить, но отец строго остановил его:
— Не благодари, Борис. Ты лучше сделаешь, если впредь не будешь играть. Карточных долгов я платить не буду — помни… Я не привык бросать денег на ветер… И вообще соразмеряй свои расходы… Кажется, тысяча рублей, что я тебе даю, на всем на готовом, при экипаже и лошадях, которые в твоем распоряжении, — более чем достаточна на кутежи?.. Смотри же, не злоупотребляй моей любовью, Борис! — прибавил, смягчая тон, старик, глядя на смущенное лицо сына.
— Больше этого не будет, папа. Даю тебе слово!
— Даешь? И сдержишь?
— Сдержу.
— И отлично. Спасибо тебе. И я даю слово не сердиться и забыть твой глупый проигрыш.
С этими словами отец протянул руку сыну и тот поднес эту широкую, большую волосатую руку к своим губам.
— Ну, ну, не благодари, не за что, — проговорил отец, отдергивая руку. — С кем греха не бывает. Кто глупостей не делает! Но умный человек их не повторяет, вот в чем дело. И я уверен, что ты этой глупости не повторишь больше… Ну, ступай, отвози свой проигрыш… Кому это ты проиграл такую уйму денег? — спросил он.