Отворив двери довольно большой комнаты, Бугаев был весело и шумно встречен двумя детьми: мальчиком лет 12 и девочкой лет 10, которые бросились к нему на встречу. Он крепко их расцеловал и, сняв пальто, вошел в комнату, где на диване сидела за починкой белья бледная и болезненная, худая и истомленная женщина с большими серыми глазами и с каким-то безнадежно покорным выражением на своем довольно приятном и миловидном лице. При виде мужа, она оставила работу и взглянула на него пристально и тревожно.
— Ну что? — спросила она.
— Подлец! — угрюмо ответил Бугаев.
Жена больше ничего не спросила и, опустив голову, снова принялась за работу.
— Да ты не сокрушайся, Варенька… Не отчаивайся! — заговорил Бугаев мягким, заискивающим тоном, с нежностью взглядывая на эту худую, больную женщину в черном стареньком платье, в руке которой мелькала иголка. — Это не беда, что он с первого раза отказал! — продолжал Бугаев, присаживаясь у стола и развертывая пакет с покупками. — Я еще раз к нему пойду… на квартиру… Вот, Варенька, я сыру и колбасы принес… Закуси. Ты сыр любишь. Детки! Идите завтракать! Идите, милые!
Он был необыкновенно ласков и нежен с детьми и, видимо, несколько трусил жены и как бы чувствовал себя перед ней виноватым.
— Право, Варенька, не тревожься…
— Да разве я за себя? — кинула Варенька, и бледное ее лицо вспыхнуло румянцем. — Я скорблю за них! — тихо прибавила она, кивнув головой на детей… — Мне что?.. Моя жизнь спета, а вот они… Целых два года ты без места… И сам виноват… Я тебя предупреждала…
Бугаев ничего не отвечал. Ах, если б он ее послушал тогда!
— Ты знаешь, сколько у нас денег? — снова заговорила она, оделив детей.
— Знаю, что немного.
— Тридцать рублей.
— Я денег достану… И место будет, ей-Богу будет, через того же Павлищева. Когда я намекнул этому скоту о Марье Евграфовне, он смутился… очень даже. Знает кошка, чье мясо съела! Я ее уговорю… Она попросит за меня, и он не посмеет отказать… Что ж ты не ешь, Варенька?.. Я для тебя сыр купил… Не посмеет… Он должен дать мне место, а не то…
— Опять какую-нибудь гадость придумаешь?.. — брезгливо спросила молодая женщина.
— Ах, Варенька!.. С такими людьми всякие средства хороши…
— И ты думаешь испугать Павлищева?
— И испугаю. Поверь, что испугаю… Я знаю, чем его испугать! Только бы Марья Евграфовна меня послушалась. Дура! Не понимает своего же счастья… Хотя бы ради сына взялась за ум… Могла бы его обеспечить!.. Я ведь, собственно говоря, ничего дурного ей не предлагаю! — прибавил Бугаев, заметив на лице жены презрительную гримасу. — Что, как ее Вася? — лучше ему?
— Нет… У него жар. Доктор был, говорит: сильная простуда…
— Знаешь ли что, Варенька?.. Поговори ты с ней… Попроси ты ее написать обо мне Павлищеву…
— Проси сам, а я не стану! — холодно промолвила жена и как-то вся съежилась, точно ей вдруг сделалось холодно.