- Таирова не признает себя виновной.
- Знаю. Очень печально. Но одного этого мало. Она может честно ошибаться. Так бывает.
- Нет. - Валерий в нескольких словах объяснил.
- Все равно одного этого недостаточно, - стоял на своем прокурор.
- Но я ей верю, Гасан Махмудович...
Прокурор наконец-то обернулся. Сказал негромко:
- Вот это меняет дело. Вы были у эксперта?
- Был. Он считает, что возможно только одно - кроме, конечно, ошибки Таировой - неизвестная примесь в нефти. Я давал на анализ из резервуаров. Безуспешно. А мой товарищ... химик... говорит, что это ничего не доказывает, нужно проверить скважины...
Прокурор долго молчал. Устало махнул рукой.
- Погуляйте. Зайдите минут через сорок.
Полдень - самое пекло. Воздух тягучий и липкий.
Не идешь а плывешь в парном молоке. Зачем это ПСР, поехать бы сейчас на море. Пешком до объединения, там на автобус - полчаса и пляж. Нужно "долбить" язык, язык, язык. Хорошо, что Таирова говорит по-русски.
иначе пришлось бы с переводчиком: "Спросите, пожалуйста, она говорит правду..."
В подъезде прохладнее. Кажется, от тяжелых каменных стен тянет ветром. Интересно, что решил прокурор?
Товариш Джафаров просил подождать, - официальным тоном говорит секретарь.
В газете статья известного футбольного обозревателя. "Удивительно, с какой серьезностью пишут обо всем спорте: "Спартак" или "Динамо" - вопрос жизни и смерти.
- Бросайте газету. Едем к консультанту, - прокурор отдохнул, смеется. За кого болеете? Нехорошо. Не блещут? Правильно. Тем более надо болеть за своих.
Откуда у консультанта такой кабинет? Зал. Сдвинутые буквой "Т" столы. Вереница телефонов. Пульт, подсвеченный лампочками, - совсем как на заводе.
Хозяин - смуглый, большеголовый, одет превосходно (серый костюм, серые туфли, стальной галстук) - поднялся им навстречу. Долго жал руку прокурору.
- Это наш товарищ, Крымов.
Вежливо, но без особого интереса.
- Очень рад. Рустамов.
Посторонние могли бы догадаться и уйти. Ничего подобного. Посетителей становится все больше. Рустамов вызывает секретаря и просит никого не пускать:
"юлько по самым спешным", - поколебавшись, добавляет он.
Этих спешных, однако, много. Постоянно кто-то входит, кто-то выходит. Говорить о деле невозможно. Рустамов и прокурор обмениваются обычными вопросами:
работа, семья, дети - в промежутках хозяин кабинета отвечает посетителям. Говорит он не повышая голоса, не приказывает, советует. При всем том ясно: он начальник.
И едва ли не главный в объединении. Ему докладывают о ходе добычи нефти. О бурении. О заводе, который срывает ремонт агрегатов. О нехватке труб. О катере, час назад ушедшем в море.
- Мы по делу. - пользуясь минутной передышкой говорит прокурор. Валерий Петрович, расскажите.
- Пожалуйста, - подтверждает хозяин и берется за телефонную трубку.
Рассказывать невозможно. Кто-то вошел и стоит - ждет пока он кончит. Начальник кладет трубку и, задумавшись, берет две другие. Появляется секретарь и чтото ему шепчет. Начальник кивает.
- Продолжайте, - приглашает он. И прокурору:- Конец месяца, с планом не блестяще.
Слова приходят какие-то куцые, бледные. Здесь, в деловитой сутолоке планов, вопросов, дел, его сомнения кажутся игрой фантазии. Девушка, которая говорит правду и очень переживает. Возможно неизвестное явление. Состав нефти меняется, каждая скважина... Он спохватывается. Кому он объясняет, нефтяникам?..
- Да, да, - начальник кивает. - Постоянства нет даже в пределах одной скважины.
Снова звонит телефон, хлопает дверь. Валерий больше не может, ему душно.
- Так нельзя. Зря осудить человека! - Голос у него срывается. Это не шутка, понимаете!
- Понимаю, - медленно говорит начальник. - Это не шутка.
Лицо у него странное, отсутствующее. Рука снимает и кладет назад телефонную трубку. Отчетливо слышен щелчок - в кабинете очень тихо.
- Вы правы, это не шутка, - повторяет начальник. - Но хорошо, продолжим. Итак, вы допускаете, что взрыв вызван особой причиной: составом нефти или неизвестной примесью. Допустим. А как это обнаружить, вы думали? Ведь нам, собственно, пока не ясно, что искать.
- Можно собрать в лаборатории маленькую установку...
- Воспроизвести условия. А, Иван Христофорович?
- Пожалуй.
- Голько это не моя идея. Евгения Погосяна из института переработки нефти.
- Их идея, у них и соберем. Договоришься, Иван Христофорович?
- Отчего же, можно.
- Кстати, отметь, пожалуйста, еще одно. Пусть выяснят, какие резервуары питают установку, и дальше - чья нефть.
- Ясно.
- Али Ахмедович, дай команду: пусть на промыслах сделают выборку по скважинам, которые вернулись в строй после 17 мая - в сторону. Все полегче. Кто будет обобщать?
- Крымов Валерий Петрович.
- Али Ахмедович, запиши: Крымов В. П. Предупреди на промыслах: материалы, документы, пробы... И вообще пусть помогут. Со временем туго? Ничего, попроси от моего имени.
- Благодарю, - прокурор поднялся.
- Рады стараться, гражданин прокурор, - начальник улыбнулся.
Он прододил их до двери. Выходя, Валерий услышал обрывки разговора.
- Как? - голос прокурора.
- Сомнительно. За четверть века моей работы не было ничего подобного. Но мы всячески поможем. И главное: воспитываешь правильно.
- Не я. Время.
В машине прокурор сказал, ни к кому не обращаясь
- Товарищ, у которого мы были, вернулся домой в пятьдесят четвертом году. Издалека.
* * *
Солидность - первое, что он ощутил в установке.
Два низких, прочно влепленных в бетон цилиндра, массивные трубы, очкастые лица приборов. Установка занимала немного места, и потому большое темноватое помещение казалось пустым. Как будто здесь заранее приготовились к взрыву.