Рассуждая так на всю квартиру, Женя принялся варить манную кашу. Тут пришел врач, долговязый парень, из одежды которого и витимский мороз не мог вышибить запахи карболки. Парень быстро простучал и прослушал Андрейку. Ничего серьезного. Легкие чисты. Простудка. Бронхи. Полтаблетки аспирина, горчичники к ногам и сказку про Курочку Рябу. Особенно не кутать ребенка. Витаминная пища. Апельсины — очень хорошо! Где вы их только достали? Достаньте еще, если сумеете! Присесть не могу: много вызовов. До свидания.
После ухода врача Женя забегал по квартире. Он искал аспирин и горчичники в запасниках Лилии Ивановны. Потом прилепил Андрейке к розовым ступням горчичники и натянул на ноги шерстяные носки. А когда Андрейка взбрыкнул и заорал, стал носить его по комнате, рассказывать сказки и петь песни под гитару. Когда большая стрелка на будильнике передвинулась на нужный интервал, он снял горчичники, повесил Андрейке на грудь слюнявчик и начал кормить его кашей. Андрейка ел кашу плохо, выплевывал ее, крутился на коленях. Пришлось рассказывать про мальчика, который не ел кашу и остался маленьким-маленьким. Андрейка что-то уразумел и стал глотать манку.
Наконец серый пуховый платок Лилии Ивановны промелькнул под окнами. И только дверь распахнулась, Женя бросился к полушубку. Одеваясь, он объяснил Лилии Ивановне, как лечил Андрейку. И она в порыве благодарности стала рассказывать ему новости.
— Знаешь, история сегодня у нас была с Гарием Иосифовичем!
Здесь-то Женя не мог пропустить мимо ушей.
— Хотел он подписи собрать в защиту Игоря! — продолжала Лилия Ивановна со своей печальной улыбкой. — Да разве так делают?
— А что, не поняли? — буркнул Женя.
— Надо бы с каждым переговорить сначала по-человечески, — стала объяснять Лилия Ивановна. — А то — бух! — на большой перемене в учительской митинг! Да еще на Куликова стал нести, какой тот черствый да равнодушный. Тут ему Диана Степановна и сказала: «Проживи такую жизнь сначала, потом осуждай!»
— Он ее в старых девах оставил, а она его же под защиту берет, — вырвалось у Жени. — Не учительница, а раба божья!
— Ничего подобного, — взметнула розовый подбородок Лилия Ивановна. — Меня она отпустила, как видишь, раньше... А Гарию Иосифовичу я потом объяснила, в чем его ошибка...
— В том, что с вами вообще не нужно связываться! — выкрикнул Женя и бросился к двери. — Вы были бабы и останетесь!
На миг его остановил ослепляющий блеск зимнего дня, горло перехватил студеный настой, а ноги разъехались на ледяной нашлепке. Пришлось сменить сохатиный мах на мелкий шажок, воздух тянуть через ноздри и бежать трусцой.
В тени здания стало легче глазам. В вестибюле Женя вдохнул всей грудью и ощутил густой аромат табака: на совещание съехалось много народу. И в раздевалке не было свободного крючка.
Женя засунул шапку в рукав, а полушубок кинул на подоконник. И побежал по звонкой лестнице на второй этаж.
Дверь конференц-зала была распахнута настежь. Геологи, буровики, горнопроходчики сидели чинными рядами, голова за головой, как не привыкли в своей беспокойной жизни. Зал внимательно слушал Куликова, который подводил итоги по вопросу дальнейшей разведки открытого и предварительного опоискованного Шаманского рудопроявления.
Женя не пошел в зал — до свободного стула было не добраться. Он стал за дверью. Голос докладчика слышался хорошо, и сцену было видно через щель. Голова Куликова светилась на фоне темно-красного бархата трибуны и занавеса, словно тусклое солнце, и даже крупный лоб начальника управления Силищева, сидящего на председательском месте, не смотрелся так выразительно и высоко. А голос замначуправа гремел, точно ручей из-под завала.
— Таким образом, товарищи, перед нами встает ответственная задача эффективно разведать Шаман и в кратчайший срок сдать новое месторождение рудного золота, которое так необходимо сейчас нашему государству!
Шквал аплодисментов расшевелил разведчиков. Казалось, вот сейчас геологи сорвутся с мест, образуют круг, как около костра, и начнут высказываться по всем наболевшим вопросам, как умеют в тайге, от всей души, со всей страстью, со смаком и злыми солеными словечками. Но стулья в зале были привинчены к полу, а геологов приковала к стульям неведомая сила значительности происходящего. В штольнях света, пробивающегося между занавесей и штор на окнах, быстрей заискрились пылинки. Они напоминали пляшущих комаров, которые не кусаются. Производственно-техническое собрание заканчивалось чинно, как именины у бюрократа. «Неужели про Игоря не вспомнят сегодня? — раздумался Женя. — Неужто места ему не найдется в сегодняшнем разговоре?»