Но чем ближе к субботе, тем тяжелее кисть, вязче раствор, непослушней мастерок.
Намашешься за пятидневку кистью — руки отнимаются, шея гудит, а в носу першит от ядовитой эмали. Дома, знаешь, жена и не поинтересуется, как у тебя на работе, каким колером подновили мы старенький дом внутри, как полы накатали импортной эмалью, как сами надышались до одури в тесных комнатенках. Ей, жене, давай срочно в магазин мчись, в очередь за бананами стань, потом белье в прачечную отнести, теще холодильник переставь, ребятишек на горке постереги, в общем, как белка в колесе.
А тут вполне подходящий повод уйти от мелких семейных забот: коллективный выезд на рыбалку.
— Собирай, жена, рюкзак!
— Опять в тайгу?
— Культвыезд!
— Бульквыезд!
— Бульк не бульк, а от бригады отставать негоже!
Бригада и на жену действует безотказно — начинает собирать дорожный припас супруга.
— А вот Пеле, ребята, с детства не знал вкуса спиртного, — начнет еще в электричке свою любимую тему наш мудрец Максимыч. — Приходится ему всю жизнь в нападении, в золотую середку не спрячешься.
Задумаемся мы над тем, что жизнь сложна, а мы вроде бы как попрятались в ее теплом подкладе. И держат нас для замазывания всяческих щелей, чтоб не выпячивались кирпичи да не бросались в глаза обшарпанные стены старых домов.
Особенно эта мысль стала давить нас после обдирки на храме Богоявления. Стоял он много лет полуразрушенный, бочки в нем хранились, ящики, толь... Да вдруг решили его подновить и отдать конторе «Водоканализация».
Для нас такой оборот не впервой: храм так храм. Принялись мы за обдирку, а из-под штукатурки нижний слой покрепче — не отодрать. Да расписана стена красками. Не то что наш накат с цветочками — настоящая картина во всю стену: складки одеяний переливаются, босые ноги, крест в землю вбит... Аж мороз по коже проблукал, будто с привидением столкнулись мы нос к носу.
«Фреска, — определил Максимыч. — Хорошей сохранности. Стопори работу, парни! Будем докладывать начальству».
Стал наш Максимыч приводить разное начальство к фреске. Судили они, рядили, к стене присматривались, принюхивались, а потом руками в разные стороны: «Надо обдирать — «Водоканализации» позарез помещение нужно».
И вот отправились мы на берег нашего искусственного моря. Чтобы отойти малость от совестливых мыслей, забыться чуток за рыбалкой и собраться с духом перед штурмом старинной той фрески в Богоявленском соборе.
— Станция Ельцовка! — объявил по радио водитель электрички, и мы пошли теснить толпу на выход.
Не больно-то сладко достается выезд в электричке летом: попадешь в нее штурмом, вываливаешься на чьих-то боках и спинах. Хорошо — места у нас много. Вроде большая толпа высыпала из электрички на перрон, а за домиками Ельцовки все рассосались по дорожкам, тропкам и кустам. Самые нетерпеливые на ближних полянках перекусить устроились, кто повыдержанней, к морю потянулись.
Нам с бреднем, ясная сила, в самый притык залива надо уходить: от людей подальше. Туда рыбинспекция не заглядывает — мелко для моторных лодок, а рыбешка стаями греется в мелких заливушках.
В общем, дальше всех нам топать. Но по таежной дорожке одно удовольствие. Птицы перепархивают с дерева на дерево, бурундук шкворчит на пеньке, и запах свинячьего багульника перешибает все городские душки, осевшие в ноздрях. Далеко за спиной остался город со всеми своими делами, семейными заботушками и бесхозной фреской.
— Хорошо-то как, господи, — выразил общее настроение Максимыч. — Никакого тебе подотчета, ни нарядов закрывать, ни через совесть переступать!
Он лихо засвистал туристский мотивчик, подбросил на спине рюкзачище с бреднем и поскакал дальше молодым козлом. На наших лицах тоже разошлись все набряклости, заулыбались парни по-ребячьи, вызолотилась у них кожа от солнечного наката по природному трафарету.
А к заливу подошли, совсем наши парни расшалились. Посбрасывали одежонку, забегали по лугу, забрыкали ногами.
— А ну, за работу! — зычным баском окрикнул бригаду Максимыч. — Трое на бредень, двое на загон, остальные костер разводить, обед готовить!
Все с шутками, подначками, шлепками кинулись исполнять распоряжение старшего. Кто помоложе — на бредень. Кто постарше, ревматизма боится — хлопотать у костра.