Максимыч поднял свою кружку, требуя слова на концовку.
— Несмотря на все недостачи, ремонтируем мы квартиры на совесть, каждый раз для конкретного человека, и самого человека вроде бы подновляем.
— Оно видно по вам, — согласился Кузьма, — по вашему радушию. Такая артель, верно, знает и цену хлеба. Не станет целые сайки в воду метать...
— Они нам достаются не задаром, — ответил Максимыч и метнул кинжальный взгляд на Кешку. — Иной раз приходится такую работу провернуть, что не знаешь, как людям в глаза глядеть после этого...
— Мы разве мухлюем, Максимыч?!
— Стройматериалу учет какой!
— Халтурим в свое время!
Кузьма вертел головой, вперивая свой взгляд в каждого из говоривших. Казалось, старик и единственным глазом прошивает каждого из нас насквозь, видит наши разбойные увертки и стыдится за нашу оправдательную запальчивость. Поэтому вскорости он и засобирался.
— Что ж, ребяты, — заключил он, — по нынешним временам честно прожить куда способней, чем раньше. Если ж такой артелью держаться, никакой соблазн не страшен. И других приструнить сумеете, чтоб неповадно было... Спасибо за товарищеский приют. Даст бог — еще встретимся.
— Заглядывай на костерок, Кузьма Георгич!
— Доброго здоровья тебе, дедусь!
Кузьма поклонился семь раз, сколько сидело народу у костра, подхватил свой мешок и вернулся к заливу. Подобрав свое удилище, он выудил батон, засунул его в мешок и побрел вдоль берега, поглядывая по сторонам.
— Эх, дед, разбередил ты душу, сам не знаешь как, — сказал Максимыч с зубовным скрипом. — До чего дожили — даже перед тобой, перед неудачным разбойником, пришлось втемную соображать. Сказать бы тебе, что мы тоже собираемся разбой учинить, да по причине какого голода?!
— Зачем терзаться, Максимыч?
— Одни мы такие, что ли?
— Наше дело маленькое, бригадир!
— Пусть начальство разбирается и отвечает...
— Запьем это дело, бригадир!
— Ясная сила!..
Но Максимыч уже смотрел куда-то поверх наших голов на манер старика. Лицо его отвердело, будто ком бетона, он порубил в воздухе ребром ладошки и встал.
— Вы отдыхайте, ребятки, а я поеду...
Мы вскочили, как из засады.
— Куда, Максимыч?
— Что за спешка?
— Ты чего это ни с чего?
— Выпьем и помозгуем гуртом.
— Уха как раз остыла.
Максимыч затряс головой, и под солнцем заискрили сединки, почти незаметные раньше в светлых волосах.
— Каждая минута дорога. Пойду к самому-самому начальству, спасать надо наше открытие...
— Выходной же... — заикнулся Кешка.
— Для такого дела может ли быть выходной?
— Вот чертов дед, — воскликнул Кешка, — приперся и разрушил компанию!
— По годам я ближе всего к нему, — заметил Максимыч, — и должен был ближе всех принять к сердцу его урок. — Он забросил рюкзак за плечо. — Дойдет и до вас. Я должен довести, иначе грош мне цена.
— Зачем так, Максимыч!
— Что говоришь-то, дорогой ты наш!
— Обижаешь, бригадир!
— Можем сразу за тобой в огонь и воду!
Жесткая подковка рта нашего бригадира дрогнула, выпрямилась и оживилась улыбкой.
— Отдыхайте, братцы, набирайтесь сил. В понедельник, может, всем придется подключиться к тяжбе...
Максимыч мотнул кулачищем, по-военному четко развернулся и — ясная сила! — тараном пошел на кусты, сокращая путь до станции.
ОБ АВТОРЕ И ЕГО КНИГЕ
Читатель, познакомившийся с романом известного иркутского писателя Геннадия Машкина «Открытие», непременно придет к двум основным выводам, определяющим характер творчества писателя в целом. Это прежде всего ярко выраженная устремленность автора к постановке острых социально-нравственных проблем, к художественному постижению коренных пластов народной жизни. И второе — явное тяготение прозаика к теме труда и быта геологов, горных инженеров, промысловиков, золотоискателей, к судьбам тех людей, чей характер, жизненный уклад, помыслы и заботы неразрывно связаны с суровым сибирским краем.
Конечно, эти доминантные черты творчества писателя не возникли сами по себе. Они — результат большой работы души прозаика, нравственный итог прожитых лет. Г. Машкин из тех художников, у которых зрелость творческого мышления является не столько плодом профессионального опыта, сколько следствием выношенной гражданской и жизненной позиции, определенности идей, точности и широты взгляда на явления действительности. Все это вместе взятое называется масштабом личности художника. А масштаб творческой личности, как известно, целиком определяется глубиной и прочностью связей художника с народом, его умением жить делами и заботами своей страны.