— Да бог с ними, Петя! — воскликнула мать.— Приличная должность, оклад ненамного меньше!
— Нет, Ксеня! — Отец грузно осел на лавку. — Мне гордость не позволяет согласиться с Силищевым.
— Что ж ты с этой гордостью в грузчики пойдешь? — спросила мать.
— Была бы шея — ярмо найдется, — ответил отец. — Только в управление я больше не ходок!
— Не спеши, Петя! — стала уговаривать она отца. — Еще все возвернется... Матвей-то тебя, однако, не бросит?!
— Матвей Андреевич, он за тебя, пап, — сказал Игорь тихо. — Навещал, сочувствовал...
— Сочувствовал! — хмыкнул отец. — Как бог черепахе.
— Опомнись, Петя!— вскрикнула мать. — Зачем на друга возводишь поклеп?
— Знаю, наверно, что возвожу, — проворчал отец.
— Но ты же к нему так привязан был, пап! — взмолился Игорь. — Вы же такие были друзья!
— Два друга, — мрачно сказал отец, — ветер да вьюга...
— Ты же сам рассказывал, как он тебя выручил... — напомнил Игорь.
— Выручил бы, — перемалывал челюстями отец, — кабы отряд не подошел...
— А иначе как же он мог? — вырвалось у Игоря.
— Мог не давать стрекача, когда меня потащили мужики к яме, — повысил голос отец. — А из нагана их, из нагана!..
— Чего же, действительно, не отогнал? — спросил Игорь.
— Расфилософствовался, — отец сплюнул. — Выкрутился, а я виноват остался, как теперь!
— Выходит, бросил тебя, а ты простил ему? — спросил Игорь в раздумье. — И ты еще вызвал его сюда? Что-то не вяжется...
— Ты сам не вяжись к отцу! — вдруг всполошилась мать. — Чего пристал? Да момент нашел! Не понимаешь, какие кошки скребутся на сердце!
Игорь уперся пальцем в клеенку, собирая в кучу хлебные крошки. У него подрагивало что-то в груди — хотелось заплакать. От обиды за отца. Что он так быстро сник и начал обвинять лучшего друга Куликова. Отец оказался со слабинкой. Споткнулся и стал на других отыгрываться.
— Злобства не стоило б проявлять тебе, Петя, — сказала мать, выставляя перед отцом закуску, — со злобством-то разве поднимешься до прежнего места?
— Поднимусь! — загудел отец. — У Петра Бандуреева еще есть си-илы. — Он раскинул руки, словно крылья. — Да какой сынок подрастает!
Отец налил стакан водки, осушил его, не закусывая, налил еще и опять выпил.
Игорь смотрел, как опустошается бутылка, слушал сбивчивый голос отца, ощущал винный запах, и его подмывало остановить этот пир. Не то говорил отец. Надо учиться действовать с умом, как Лукин. Не очернять Куликова надо, а крепче держаться за него. Чтобы по научной методике искать золото и найти месторождение! И тогда все напрочь забудут о выстрелах на Шамане. Останется только несчастный случай с Васькой, который, может, сам себя погубил.
Но не стоило омрачать день радости отцу. «Пусть говорит сегодня, что хочет, — решил Игорь. — А потом жизнь сама заставит его изменить свои взгляды».
Он подвинул к себе миску с супом и стал неспешно есть, как подобает мудрому мужчине.
Папиросы были выкурены, и тогда хозяин тихонько налил в рюмки коньяку. Люся услышала побулькиванье и перестала читать.
— Морозит, — пробормотала она.
— А ты пригубь, — посоветовал Слон.
Женя вложил рюмочку в ее нервные пальцы. Хозяйка прихлебнула коньяк, поморщилась и сказала извиняющимся голосом:
— Может, я излишне подробно все детство пересказываю, парни. Но хочется, чтобы вы тоже взяли разбег... Тогда я взахлеб писала, перечитывала — сама ревела и теперь переживаю... Надо, чтоб и вы прониклись...
— Если бы раньше мы это знали, — вздохнул Женя, — самого бы оберегли!
— Да, тогда было б легче, чем теперь, — страдал Слон.
— Но и теперь мы с себя не снимем ответственности, — заметил Борис Петрович. — Как в маршруте, свалился человек — груз на всех поровну!
— А если в таком случае все остановятся, разберутся, в чем дело, и поставят на ноги человека? — спросил учитель.
Борис Петрович спокойно ответил:
— У нас если падают, то по серьезу.
— От занозы никто не остановится! — поддакнул Слон.
— Упал — вызывай вертолет! — добавил и Женя.
— Ну, давайте тогда слушать дальше, — предложил Гарька, — выводы потом будем делать: вертолет вызывать, носилки делать или на плечо брать...
Слон пытался еще басить, но Люся послушалась Гарьку и зашуршала листочками. И все завороженно уставились на эти записки, точно происходил всамделишный суд и присутствующие должны были вынести приговор по признаниям Игоря.
— Так закончилось золотое детство Игоря и его отрочество, — продолжала Люся с легкой грустной усмешкой при слове «золотое», — и началась студенческая пора.