Она выбралась на берег и упала в песок. Игорь повалился рядом.
— Выходит, совещание будет пустое, — заметил Игорь. — Останься!
— А может, сегодня и найдем что-нибудь. — Люба оторвала голову от песка, заслушалась, глядя в водное зеркало. — Не здесь, так выше...
Звуки стекались к поверхности котлована со всех сторон: гул самолета, скрежет бульдозера, визг приисковой детворы, плеск воды в лотке промывальщика и тонкое тюканье куликовского молотка.
Тюканье доносилось из-за рыжих отвалов. Куликов не купался и не загорал. Он использовал каждый приезд, чтобы поколотить кварцевые глыбы и валуны. Но далеко не уходил. Никак не удавалось остаться с Любой совсем одним, без свидетелей. За пол-лета им и двух раз не удалось поцеловаться. Но наконец-то, кажется, Куликов ушел на добрых пятьсот метров.
— Золотинка ты моя, — прошептал Игорь, смел песок с Любиной щеки и коснулся губами ее гладкой горячей кожи, — пусть он один едет на совещание свое, а ты останься у меня, погости...
— Ты что, Игорь! — взметнулась Люба. — Он меня не оставит. Сам работает, как заведенный, по двадцать часов в сутки, и от нас того же требует.
— Надо ему понять, что мы люди, а не машины, — сказал Игорь. — После отдыха наш труд производительней.
— Он считает, надо ухватиться за жилу, а потом уже отдыхать.
— Так ее и прошляпить можно. С такими темпами да с такими кадрами...
Игорь приподнялся на локтях и посмотрел в просвет между соседними отвалами. В сине-зеленых волнах гольцов терялась долина Шаманки. Там, выше по течению, работал второй отряд, возглавляемый Митькой Шмелем. Люба прекрасно поняла, кого имеет в виду Игорь.
— Он очень просился на поиски, — замялась она и стала выкладывать что-то белыми камешками в песке. — А Матвей Андреевич добрый, не мог отказать Мите...
— Доброта за счет государства, да? — съязвил Игорь.
— Он хорошо работает, аккуратно, — отозвалась Люба. — Матвей Андреевич не сделал ему еще ни одного замечания.
— Напортачит он там, — выдал Игорь свое беспокойство, — потом расхлебывай.
— Не напортачит, — возразила Люба. Под ее ловкими пальцами вырисовывалось в песке большое сердце. — Он у нас самый толковый среди практиков. И ты, пожалуйста, зла не таи на него.
— Я что, возражаю, чтобы работал он где-нибудь в мастерских? — наступал Игорь. — Слесарит, или механичит, или пробы дробит...
— А может, пусть лучше жилу Васину ищет? — замерла Люба.
— Зачем же, — пробормотал Игорь, — мы тут быстрее найдем, по всем правилам науки!
— Подумаешь, кварц расколачивать — велика наука, — протянула Люба, заостряя сердце. — Или лотком орудовать... Если золото есть, его никто из наших не пропустит...
— Если так рассуждать, — заметил Игорь, — тогда закрыть геофак надо... Зачем нам изучать геологию, петрографию, если любой неуч копнет сапогом песочек и откроет месторождение?!
— И откроет! — Люба по-отцовски сдвинула брови, похожие на вербные сережки. — Если сильно пожелает!
— Держи карман шире!
— Матвей Андреевич не хуже тебя в этом деле разбирается, наверно.
— То-то он сам до сих пор пурхается...
— У него много других забот.
— Но тебя он опекать не забывает!
— Это все из-за папы...
Игорь перевернулся на бок.
— Так бы сразу и сказала, а то — совещание! Большой Проект!
— Ты должен понять папу, Игорь...
— Понимаю, — кивнул Игорь, — ему не хочется видеть меня рядом с тобой!
— Он просто приглядывается еще к тебе...
— Не подлец ли я, как мой отец?
— Ну, зачем такие крайности, Игорь?
— А он только так и мыслит, по-судейски!
— А у тебя сплошные формулы в голове!
— Сейчас только одна! — Игорь быстро набрал горсть темных камешков и выложил ими стрелу на Любином разноцветном сердце. Потом разгладил рядом песок и написал пальцем: «Люба+Игорь=любовь». — Вот какая формула!
— Тогда я, пожалуй, останусь, — прошептала Люба.
— Вот молодец. — Игорь припал губами к ее руке и стал подниматься к плечу — кожа там была и горячей и душистей.
И в это время за ближним отвалом хрумкнула галька, разнесся голос Куликова:
— Представьте, нашел! Золото нашел! К совещанию как раз! Надо же, подгадало!
Куликов осторожно нес что-то в своей фуражке. Сапоги его не бухали. Шеф переставлял ноги так, словно боялся кого-то разбудить. Кудри его растрепались, на наростах-бровях выступили капли пота.
— Вот оно... золото! — проговорил Куликов, сдерживая дыхание. — В кварце!
— Матвей Андреевич! — Люба кинулась к начальнику, разбрасывая песок. — Неужели коренное?