— Подписывайте бумагу и отправляйтесь к вашей миссис, если она у вас имеется, и поймите, что я здесь генерал-губернатор, король и бог. Вам некуда и некому жаловаться, и вообще мне надоели эти угрозы.
Офицер встал и нажал кнопку звонка.
— Значит, не хотите домой? Будете очень жалеть о сегодняшнем дне, капитан. Потом станете сговорчивее. Наденьте наручники, — сказал он двум вошедшим солдатам, указывая на капитана.
— Не сметь! Не подходите ко мне. Я требую представить меня высшим властям! — закричал Даймонд, вырываясь из рук солдата.
Тот грубо толкнул капитана и попытался вторично схватить его за руку.
Даймонд вывернулся и ударил солдата кулаком «под ложечку». Этот прием он помнил со времен школы. Тайванец охнул и присел, держась за живот.
— Да успокой же его, Ли-фу! — заорал майор, выскакивая из-за стола.
Второй солдат рукояткой пистолета сильно ударил по голове повернувшегося к нему спиной капитана.
Тяжелое тело Даймонда рухнуло на пол.
— Не так сильно, болван! Кажется, старик отправился к праотцам.
Офицер подошел к лежавшему без движения капитану и взял запястье, прощупывая пульс.
— Нет, всё в порядке. Жив. Ну, что вы смотрите? Берите его.
Солдаты подхватили Даймонда и потащили к дверям.
— Удивительно твердолобый народ эти англичане. Не могут понять самых простых вещей, — проворчал майор, усаживаясь за стол и раздраженно бросая недокуренную сигарету в пепельницу.
У причала, залитого солнцем, стоял опустевший «Стальной Пахарь». Вдоль борта с автоматом прохаживался тайванский часовой.
На флагштоке всё еще развевался английский флаг, флаг «владычицы морей»…
ЗЕМЛЯНИКА
На тарелке белой снежной горкой лежали взбитые сливки с земляникой.
Капитан грузового парохода «Кама» Александр Павлович Сорока блаженствовал. Он приехал к жене на дачу на сутки. Стоянка в Ленинграде была короткой. На следующий день «Кама» уходила в море. Александр Павлович очень любил землянику со сливками.
Лучи заходящего солнца заливали комнату румяным золотом. Пахло сосновой хвоей. Нарядная и от этого казавшаяся помолодевшей, Вера Сергеевна сияющими глазами смотрела на мужа. Капитан съел сливки и погладил руку жены:
— Хорошо! Ой, как хорошо. Удивительно приятно после качающейся палубы попасть в родной дом. И эта чудесная земляника… Ты всегда помнишь обо мне, Верочка.
Вера Сергеевна встала, подошла к окну.
— Иди сюда, Саша. Посмотри, как она растет.
Александр Павлович подошел к жене и обнял ее за плечи.
— Ну, показывай.
Под самым окном расположились ровные грядки, густо покрытые зелеными кустиками садовой земляники.
— Видишь, какая красавица? Моя хозяйка каждый год снимает большой урожай и продает на рынке. Это очень выгодно.
Вера Сергеевна просительно заглянула мужу в глаза и тихо сказала:
— Кончал бы ты, Саша, плавать. Сколько лет в разлуке. Ведь не шутка: около тридцати лет в море!
Видимо, разговор был не новый.
Александр Павлович усмехнулся:
— Понимаю. Бросить плавать и разводить землянику? Нет, Верочка, это пока не для меня. Ты же знаешь, как я чувствую себя без моря. Ведь знаешь? — и капитан крепче обнял жену.
Вера Сергеевна грустно кивнула головой.
— Я больше люблю есть землянику, чем разводить ее, — засмеялся Александр Павлович, — положи-ка мне еще немного.
— Когда же мы будем вместе? Так и жизнь пройдет… — печально сказала Вера Сергеевна.
— Будем, Верочка. Будем, когда совсем состаримся. Вот тогда и земляникой займемся.
Солнце зашло, в комнате потемнело, и предметы, стоявшие в углах, приняли расплывчатые формы. Вера Сергеевна и Александр Павлович молча стояли у окна. Каждый думал о своем…
Через три недели «Кама» возвращалась из Англии в Ленинград. Свирепый, ревущий северный ветер врывался с океана в Северное море — маленькое, но бурное, страшное своей крутой зыбью.
Пароход швыряло с борта на борт. Он нелепо накренялся, нырял в пустоту и снова натыкался на огромные черные стены, метался между ними, стараясь найти выход. Крен достигал 35°, и казалось, что пароход, положенный на борт, больше не встанет. Ветер и море в ярости рвали, терзали, заливали соленой водой маленькое судно. Шторм продолжался больше суток. Зловещие белые хребты плясали вокруг парохода. Низкие тучи закрывали всё небо и делали день похожим на вечер.
Александр Павлович не сходил с мостика уже 16 часов. Вахта сменяла вахту, а он, в мокром, стоящем колом дождевике, надетом на теплую куртку, бессменно находился у телеграфа. Глаза слезились, веки опухли от соленой воды и режущего ветра. Замерзли ноги. Но капитан внимательно следил за морем. Когда впереди поднималась водяная гора с белой шапкой гребня, Александр Павлович уменьшал ход. Так было легче идти. Капитану хотелось курить, но на ветру спички гасли, мокрые, закоченевшие пальцы плохо слушались.