– Да, вы твердый орешек, – вздохнул Трахт, не реагируя на приманку.
У него был вид человека, обманутого в своих ожиданиях. Со мной у него явно не получалось. Его красочные описания, как мы можем «сделать состояние», разбивались о стену моего равнодушия. И было очевидно, что повторяемое мной упорно «10 копеек за лот» тоже его совершенно не трогало. Среди названных им марок не было ни одной из тех, что украли в Западном районе. Значит, он всего-навсего охотился за наследством!
Я вытащил первую «Норвегию». Впрочем, во время моих сумасшедших сделок я оперировал этой маркой так, что все должны были заметить: она в моих руках. Трахт не проявил к ней интереса, так же как и другие.
– К сожалению, эта «Норвегия» не котируется, – отрезал он, скривившись.
Хотя разговор наш приближался к концу, я постарался оставить калитку для дальнейших контактов открытой. Я сделал вид, что колеблюсь, как будто продумываю его эффектное предложение. Он должен это заметить.
– И все же… я еще позвоню вам, – сказал он.
– Как хотите…
Я встал, и мы разошлись.
От всего этого у меня разболелась голова. Я разыскал маму и пригласил ее в кафе на мороженое…
Скука воскресного послеполудня, несмотря на перемирие, проходила для нас обоих под знаком обиды.
Я вовсе не был в восхищении от мытья тарелок, доставшегося мне в удел. Кухонный фартук был мне чересчур короток, и я забрызгал брюки и ботинки.
Дорогая мама, отключившись от домашних забот и хлопот, занялась, конечно, марками.
– «Норвегию», поскольку мы потеряли первую марку, – размышляла она вслух, говоря о себе во множественном числе, – собирать не будем. Но Швеция тоже приятная страна. Посмотрим в каталог. Так, Швеция выпустила пятьсот три марки, а комплект «Норвегии»… – слышал я шелест страниц – …комплект «Норвегии» состоит из пятисот шестидесяти восьми штук…
Насвистывая мелодию из оперетты, я. делал вид, что все обстоит прекрасно.
Закончив подметать кухню, я полил цветы, которые уже выпали из круга маминых интересов.
Она совсем потеряла голову. А ведь это только начало. «Что же будет дальше? Что-то необходимо предпринять, каким-то образом защитить домашний очаг…» – думал я, усаживаясь наконец в кресло, чтобы выкурить сигарету. Фарфоровые статуэтки на полке были покрыты слоем пыли, мысль о том, что, кроме мытья посуды, придется заниматься еще и уборкой, а в дальнейшем, возможно, стиркой и глаженьем, была невыносима.
Я решил выйти подышать свежим воздухом.
– Идешь прогуляться? – донеслось до меня из соседней комнаты.
– Да.
– Вот и хорошо. Это тебе полезно. Только советую почистить ботинки. В следующий раз, когда будешь мыть посуду, надевай домашние туфли!
«Не только мне, но и тебе было бы полезно оторваться от марок», – подумал я выходя.
Заметив телефон-автомат, я решил предложить НД совместную прогулку. У него была машина, и мы бы могли выехать за город.
Но его дома не было. Несмотря на воскресенье, он торчал в лаборатории.
– А, это ты, Глеб? – Он не дал мне слова сказать. – Я только что разговаривал по телефону с Западным районом! Хорошо, что ты позвонил! Наследница сидит в кафе «Заря» и поглощает мороженое. Она там. с каким-то типом. А этот тип может всыпать в мороженое яд, как вдове…
– Слушай, болтун… – прервал я его, пораженный неожиданным известием. – Нужно немедленно ехать туда!
– Думаешь, мне очень хочется? В воскресенье?…
– Перестань дурить, Юлек! Бери машину и немедленно приезжай за мной, – начал я горячиться. – Я иду от Рыночной площади к центру!
– Идешь, значит? Ну… ладно, – сказал он нерешительно. – Жди зеленую «варшаву»…
Он еще что-то говорил, но, чтобы не терять времени, я бросил трубку. Ведь не исключалось, что вдову отравили в кафе, что убийца подсыпал ей яд замедленного действия!
Вскоре рядом со мной резко затормозила зеленая «варшава».
– Садись! – крикнул НД.
Он сидел за рулем машины и улыбался.
– Ничего подобного еще не бывало, Глеб. Баба, если останется жива, запомнит это до конца жизни!
– Что запомнит? – Я вскочил в машину.
Не было времени размышлять над происшедшей с ним внезапной переменой. К ужасу шофера, сидевшего сзади, НД с места развил скорость сто километров.
– Олесь ждет ее у стола!
– Почему у стола?
– А где же он должен ждать? В трамвае? Ну и вопросы ты задаешь! За нами едет «скорая помощь». Бабе нужно прополоскать желудок!
Значит, он говорил об операционном столе… Все проходило в головокружительном темпе. Я не успевал следить за ходом событий.
Мы остановились на площади Коммуны.
– Теперь, – говорил НД, идя первым в сторону кафе «Заря», – бабу на носилки, в санитарную машину и мигом к Олесю. А. этого типа надо немедленно взять!
Мы прибыли как раз вовремя. Взглянув через большое зеркальное окно, я увидел, как они встают из-за столика. Наследница и… Трахт!
НД вошел в кафе и запретил официантке убирать со стола посуду. Я отскочил за пивной киоск.
Трахт на улице весьма галантно прощался с наследницей. Разошлись в разные стороны. Санитарная машина двинулась вправо, за наследницей. В ста метрах слева оперативник и шофер усаживали ошеломленного Трахта в служебную зеленую «варшаву».
Вся операция была проделана без шума.
Теперь мы с НД могли догнать шлепавшую не спеша наследницу. Под мышкой НД нес картонную коробку с чашками из «Зари».
– Они съели по две порции мороженого, выпили фруктового соку и по чашке кофе. В залог я оставил официантке свои часы. Чтобы не тратить времени. Если она их испортит, ты мне заплатишь, – сказал посмеиваясь НД.
– Заплачу! – отрезал я.
Санитарная машина, обогнав наследницу, встала на Углу, в пятнадцати метрах от виллы.
Наследница шла не спеша, посматривая на облака, на цветы. Радовалась жизни и не подозревала, что ее ждет.
Мы обогнали ее и преградили ей путь.
– А-а, это вы… – Она вздрогнула от неожиданности.
– Да… Вы, должен вас огорчить, отравлены, – объяснял НД, а один из санитаров насильно вливал в нее бутылку молока. – Прошу вас, глотайте и не сопротивляйтесь. Ваша жизнь в опасности!
У нее глаза полезли на лоб; теряя сознание, она упала на руки второго санитара.
Тотчас появились носилки. Собрав последние силы, наследница улеглась на них. Через секунду носилки были в машине.
НД протянул санитарам картонную коробку из «Зари».
– Это немедленно передайте доктору Кригеру! – распорядился он и принялся разгонять собравшуюся детвору.
Санитарная машина помчалась к площади Коммуны.
Мы с НД направились в комиссариат Западного района.
– Уф, – вздохнул НД. – Вот у нас и первые, сомнительной ценности успехи.
– Почему сомнительной? – спросил я, вытирая пот со лба.
– Вдруг ее отравили и Олесь не сможет ее спасти… Приятного было мало.
Дежурный сержант доложил, что Трахт сидит в одиночной камере. Осмотр его одежды произвел сам комендант комиссариата.
– Вот ключи от камеры. А завтра утром прошу дать ордер на арест. Ничего подозрительного не обнаружено. То, что человек угостил женщину мороженым, еще не свидетельствует о каком-то преступлении, Глеб!
Я промолчал и обратился к НД:
– Узнай у Трахта, зачем он встретился с наследницей. А я позвоню Олесю.
Я протянул ему ключи от камеры. Позванивая ими, НД пошел по коридору.
У Трахта при себе была значительная сумма денег, перочинный нож и бумажник, где находился список предложенных мне марок известной нам коллекции. Никаких отягчающих улик обнаружено не было.
Из документов явствовало, что жил он под Варшавой. На всякий случай я записал его адрес.
Затем я позвонил доктору Кригеру.
– Наследница сопротивлялась, пришлось на нее надеть смирительную рубашку, – объяснил доктор. – Потом я промыл ей желудок. Следов яда нет. О ней не беспокойтесь, капитан. На всякий случай подержу ее до утра. Посуда, как сообщили из лаборатории, чистая. Холостой выстрел! За испорченное воскресенье от обещанного ужина вам не отвертеться…