Утлое суденышко-спасатель обещало прибыть через 2-3 недели, если само не потонет при встрече с морским мутантом.
Нам придется умирать здесь – поняли все, мужчины и женщины, и даже маленькие дети. В период полнейшей безысходности, в человеке просыпается мужество. Люди умеют умирать достойно.
Но они не способны сопротивляться минутам коллективного безумия. Паника поднялась, когда блохи на домашней кошке выросли размером с кулак. Выросли резко, вдруг, прямо на глазах оцепеневших зрителей. Ужасающие в своих увеличивающихся подробностях, копошащиеся твари покрыли собой бедное животное в несколько слоев, высосали ее всю и начали прыгать по комнате. Женщины падали, мужчины палили по насекомым, теряя драгоценные патроны, предназначенные для отражения хищников.
Тогда поняли: вырастет все вокруг. В том числе, мыши и крысы. Они быстро уничтожат пищевые запасы и станут нападать на человека в его доме. Хуже того… Но об этом не хотелось даже думать.
Но и худшее не заставило себя ждать. Начали расти дети. Их открытые зоны роста легко поддавались мутирующему воздействию. Полугодовалый малыш Арни Клоуб… В комнату он уже не вмещался. Его положили на подстилку между домов. Ребенок суетливо размахивал ручками и ножками, способными задавить взрослого, и непрерывно кричал – просил есть. Его кормили всяческой органикой, что удавалось собрать внутри периметра. Травой, толщиной в руку, мутированными мышками, килограммовыми комарами, роящимися над беззащитным тельцем. Мать ребенка, Люциссия Клоуб, сошла с ума. Она ходила кругами вокруг своего детища и единственная не принимала участия в общей суете кормления. Суета спасала остальных. Громовой крик закладывал уши, сил на самоистязающие мысли не оставалось.
К вечеру малыш умер. Его остывающее тельце выволокли за периметр тягачом, сбросили в ближайший овраг, и, насколько хватило сил, засыпали землей. Поутру надеялись довести дело до конца. Не пришлось. Ночью на запах падали вышли из леса хищники и раскопали младенца. Мутанты рычали и выли, бились за каждый оторванный кусок, сотрясая стены крепости ударами спин и хвостов. Люди дрожали, сгрудившись в темноте. Константин Клоуб повесился.
Утром начал расти пятилетний Пабло. Он тоже кричал от боли и голода. И ему скормили тело Клоуба. Потом… Потом росли и умирали оставшиеся пять девочек. И взрослые с каким-то автоматическим усердием скармливали их друг другу. Потому что забота о детях – единственное, что как-то удерживало их рассудок на грани помешательства.
И еще оставалась надежда. Корабль ждали. Каждый в глубине души надеялся оказаться спасенным. Хотя бы единственным спасенным из трех десятков поселенцев.
Пришел час, когда мутации коснулись взрослых. (Класс все еще смотрит это!) Но взрослые не могли расти гармонично, всеми клетками своего существа. Увеличивались отдельные органы, внешние или внутренние. Если мутировал палец, его можно было отрубить. Если расбухало сердце, оно взрывало грудную клетку. Вдохновитель проекта Анжело Моку умер во сне. У него разорвался живот.
Спасители все-таки прибыли. Их встречали калека с отрезанными стопами, сумасшедшая и мутантка, волочившая за собой трехметровую руку. Ричард Диен и Римма Волкова внешне не изменились.
«Этого достаточно, сделаем перерыв», – решила Ирис Максимовна. Пятиклассники выскочили в коридор, галдеж и топот ног удалялись в направлении столовой. Я даже обрадовался: дети, как дети, оказывается.
– Что скажешь, дедуля? О моих уроках, о методе материализации мыслей?
Она села рядом и гладила мои руки, нежно, едва прикасаясь кончиками шелковистых пальчиков, как гладила их когда-то жена. Великолепный метод успокоения мужчины, наблюдаемый мною уже пятое поколение.
– Песочек на высоте. Постараюсь добыть его для университета. А вот твои методы воздействия на неокрепшие умы я бы не одобрил.
– Это метод Фауста Нильса, дедушка. Он одобрен Министерством Образования и практикуется более двадцати лет. Я и сама училась по похожей методике. Как видишь, мое поколение с почтительным трепетом относится к таинствам Жизни, глупостей за нами не водится.
Невольно я рассмеялся:
– Самые лучшие из твоих глупостей еще впереди.
Ирис покраснела, но не сдалась: