- Москвич и цацки к нему все продам в Зарайске - это пять тысяч. - Баландин задумался. - Ну, к скорби нашей семейной, отец мой умер второго января этого года. Встречали толпой богемной. Он выпил больше, чем сердце смогло вытерпеть. Умер после опохмелки утром второго.
-Мать продаст квартиру. У нас тоже кооперативная. Это будет в июле. Она вступит в права наследства по закону. Квартиру отец на себя оформлял. Продаст она её минимально за тридцать пять тысяч. Пять комнат в ней. Больших. Для писателей, актёров и композиторов строили. Центр города. Новая модель архитектурная. Денег она мне даст сколько скажу. Она одна кроме друга Женьки знает про долг и куда я уехал. Короче - в июле слетаю в Москву, маму заберу с деньгами от проданной квартиры и вернусь в Кызылдалу. Здесь будем жить. Она согласна. Вы помогите если есть возможность. Я отдам в июле точно. Сейчас - то бывшее раздолбайство моё прошло.
- Хорошо. Договорились.- Сказал Сухарев. - Завтра позвоню - куда прийти за деньгами. Только уж расплатись со всеми. Совесть не терзай больше.
- Я все расписки привезу. На всю сумму.- Баландин прижал руку к сердцу.
Попрощались они и пошел Виктор к бывшему зав.отделом пропаганды, а теперь уже секретарю горкома партии Николаю Викторовичу Гоголеву. Пропуск для Сухарева отменил Николай Викторович. Когда хотел Сухарев, тогда и приходил к нему. На вахте его знали все и даже паспорт он не показывал.
Выпили они с Гоголевым по пятьдесят граммов коньяка за встречу и Николай сказал весело.
- Вот раньше, Витя, я карьеристом был, людей «топил», чтобы повыше залезть на властную лестницу. Ты меня спас, от этого греха избавил. И теперь, блин, не хочу расти дальше вверх, даже от этой должности отказывался. Нет же: назначили. А осенью, говорят, заведующим орготделом в обком заберут. А я не хочу. Мне тут нормально. Нет, говорит первый секретарь обкома. Пойдёшь. Год там поработаешь, а потом - вторым секретарём обкома назначу. Поближе к себе. Ты, говорит, специалист уровня ЦК. Во как!
Когда карабкался и давил всех, кто путь заслонял - о совести не думал. Но потом - то из - за меня, можно сказать, по моей наводке человека убили. Я и убил чужими руками, если уж честно каяться. Вот после исповеди, как на духу говорю, Витя, отшибло тягу к карьере и власти ещё большей. Так нет же! Парадокс! Я не хочу, а меня за уши тянут вверх. Пока, блин, не сопротивляюсь. Но за убитого товарища душа болит и ноет постоянно. Хоть и снял с меня Господь грех…
Он налил ещё по пятьдесят.
- Ты отслужил сегодня в храме? А у меня тоже ни заседаний, ни встреч с народом. Давай ещё по маленькой.
- Коля, займи до июля двадцать две тысячи. Не говорю зачем. Но очень надо. В середине июля верну. - Сухарев закусил коньяк грильяжем в шоколаде.
- Да не вопрос. - Гоголев вышел в соседнюю комнату кабинета, где сейф стоял кроме дивана и телевизора. Вернулся минут через пять.- Вот. Двадцать две тут. Точно хватит? Может докинуть?
- Не. Нормально. Спасибо, Коля. - Сухарев взял деньги так, будто двадцать две тысячи это так, почти мелочь. Ну, в кино сходить, мороженое съесть, лимонаду хлебнуть.- Спасибо, дорогой. Отомщу. Не деньгами, правда. Найду чем.
И они оба расхохотались.
Через полчаса возле того же кинотеатра Виктор передал деньги Баландину.
- И когда планируешь их раздавать, долги свои?
- Да завтра и начну. Сейчас в Зарайск двину. Самолёт ночью в Москву. Корреспонденту билет всегда найдут. Спасибо, Витя, прямо не знаю какое огромное! В бога я так и не верю, а вот в то, что надёжные люди, готовые помочь избавится от мучений стыда - есть, теперь верю точно. Таких как ты не встречал ещё.
Он резко повернулся и, нагнув голову, побежал в редакцию. Потом, наверное, домой за вещами и в аэропорт.
Сухарев вспомнил, что забыл взять в церкви бумаги о пожертвованиях храму от прихожан за январь и о расходах церкви на мелкий ремонт да на зарплаты служителям и непредвиденные траты. Надо было теперь составить отчёт и отправить его по факсу в Зарайск новому настоятелю Димитрию.
На паперти его ждал водитель автобуса, который возил их с Колей Шелестом в Зарайск. Он раньше жил в Чите и там по пьянке на своей молоковозке в щепки разнёс киоск союзпечати. Требовалось срочно смыться из города. Порядки в Чите были строгие и года три он запросто мог провести за колючей проволокой на зоне. В Воркутинском исправительно - трудовом учреждении.
- Добрый день - Сказал Виктор. - Решили исповедоваться?