Но, прежде чем укладывать его обратно в кровать, Харт решил, что было бы неплохо сменить больному хотя бы верх от пижамы, ведь ткань промокла от пота. В поисках запасного комплекта одежды для сна, Бенджамин заглянул во все ящики комода по очереди, и на последнем он завис. Среди разноцветных футболок и прочей яркой одежды, которая была сложена кое-как, белоснежным пятном выделялась рубашка, свернутая по всем правилам. В мысли Харта закралось смутное подозрение, и когда он развернул рубашку, то понял, что оказался прав. Это была та самая рубашка, которую некоторое время назад Бенджамин вынужденно одолжил Берти. И судя по легкому запаху его одеколона, ее не стирали с того дня. Это уже что-то новенькое! Это уже не просто случайное прикосновение, это уже не двусмысленная шутка. Это своеобразный намек, что Роберт в нем заинтересован, но о котором, разумеется, Харт не должен был узнать. Вот только он узнал и не собирался игнорировать эту информацию, ведь "информация помогает добиваться успеха".
Бенджамин вернул рубашку на место, свернув так же, как и раньше, будто бы никто ничего не трогал. И переодевать Роберта он не решился, чтобы не позволить себе лишнего. И так, когда он уложил его, укрыл легким покрывалом, он не удержался и коротко поцеловал Берти в лоб. Проверял температуру, только и всего…
Он пробыл в квартире Форестера еще некоторое время: прибрал на кухне, сварил суп, разложил лекарства. А перед самым уходом Харт оставил на столе записку, в которой заботливо расписал, какие таблетки когда принимать.
Шли недели, и Роберт все реже превращался в немое кино рядом с Хартом. Бенджамин тоже позволял себе больше, чем раньше: больше проявлять эмоции, больше прикасаться, делать больше комплиментов не по работе… Между ним и Берти установилась хорошая дружба, но Харту этого было недостаточно, и он не планировал на этом останавливаться.
А потом пришел декабрь, а с ним и извечный вопрос матери: "Бен, в этом году ты приведешь кого-нибудь познакомиться с нами?". И, впервые за много лет, Бенджамин не ответил сразу "Нет". Он хотел привести Роберта, но никак не мог найти подходящего предлога для приглашения. Было несколько идей, ни одну из которых Харт не решился реализовать. Рождество – специфический праздник, который отмечают с семьей, с близкими, с любимыми, а никак не с коллегами по работе. Кроме того, у Берти могли быть и свои планы, так что Бенджамин, несмотря на острое желание видеть Роберта в доме родителей в ночь Рождества, не рискнул навязываться.
Но потом, как и всегда в последние несколько месяцев, планы Харта нарушил один грустный взгляд Берти, который не хотел идти на Рождественский ужин своей семьи, и его просьба о помощи. И слова вылетели раньше, чем Бенджамин успел до конца продумать, что именно он предлагает:
– Ты можешь провести Рождество с моей семьей, если вместо пышного мероприятия тебя устроит тихая домашняя атмосфера. Ты сможешь сказать миссис Макгрегор, что уже пообещал быть в другом месте в то же время, что и ваша семейная встреча.
– Ты меня приглашаешь? – Роберт выглядел потрясенным в хорошем смысле слова, но через секунду резко потух и с трудом выдавил из себя: – А, это только для прикрытия, разумеется? Тогда мне нужен подробный рассказ, как у вас всё происходит, чтобы поддержать легенду…
– Нет! – слишком резко запротестовал Харт. Он доведет дело с приглашением до конца. И пусть Роберт либо найдет в себе силы отказаться, либо пусть приходит на праздник! – Нет, это не для прикрытия. Я действительно приглашаю тебя. Так что увидишь все сам, если захочешь прийти.
– Правда?.. – переспросил Берти, и Бенджамин сдержанно кивнул. Он ожидал чего угодно: от неловкого отказа до сдержанной благодарности за спасение от миссис Макгрегор. Но никак не ожидал, что Роберт придет в неописуемый восторг, хлопнет ладонями по столу и чуть ли не закричит от радости: – Я хочу! Я приду!
Тем же вечером Харт написал матери, что в этом году будет не один, с ним придет его хороший друг – Роберт Форестер. Конечно, эта новость не осталась между ними. На следующий же день об этом знал и Бартоломью, и Розамунд. Так что Бенджамин не удивился, когда после ужина сестра отвела его в сторону, чтобы поговорить. Он подозревал, что ее муж Патрик соучастник сговора по разделению Харта и Форестера, так как тот очень технично увел Роберта выбирать какие-то гитары.
– Я поговорил с Тимом о поездке в Египет, – Бенджамин решил зайти издалека: чтобы говорить о своих чувствах даже с эмпатичной сестрой, ему нужно было настроиться.