Началось все с бытовых трудностей, которые стали одна за другой появляться в теткиной квартире. Лопнула труба в туалете, газовая колонка стала барахлить. Главный инженер жилконторы, та женщина, с которой ругалась тетка, грозила мне судом, требовала, чтобы я оплатил ремонт в квартире нижнего этажа. Газовщик, ремонтник из Мосгаза вымогал деньги, уверяя, что нужно колонку менять. Сосед Синельников замучил со своими бедами, да с предложениями выпить, посидеть.
В театре с постановкой начались проблемы. Актер Кобяк стал хвастаться, что гонит самогон на продажу, и в ответ на мои жалобы бытового характера посетовал, что и у него в квартире случается одна беда за другой. Он все это приписывал проискам нечистой силы и изъявлял желание освятить свое жилище.
Я, движимый наилучшими побуждениями, пошел в Храм, узнать, возможна ли такая процедура, как освящение квартиры и как это устроить. Меня попросили подойти после службы к батюшке и об этом с ним поговорить лично. Я стал ждать, вспоминая, как Кобяк, кроме того, что гонит самогон, хвастался и тем, что его кумир женской красоты Симона Синьоре. Вспоминая Спиридонову, я находил в его молодой избраннице черты покойной актрисы.
Кобяк на той репетиции очень уж был весел, возможно, не весь самогон продавал, кричал: «Мне говорят, что я – стар. Да! Я star! Я – super star!». То есть, я – звезда, я – самая яркая звезда.
Дождался я окончания службы. Батюшка, предуведомленный о цели моего посещения, предложил сесть за стол, стоявший прямо в Храме, и мы стали разговаривать.
– Это вы хотите освятить квартиру? – поинтересовался отец Николай.
– Нет, я пришел просить за одного человека, который считает, что ему надо освятить квартиру, – пояснил я, полагая, что весь наш разговор пойдет лишь о сроках и о размере оплаты, предусмотренных за подобного рода услугу. Но оказалось все иначе. Все оказалось сложнее.
– А он христианин? – осведомился батюшка.
– Да, – сказал я, полагая, что иначе Кобяк не попросил бы освящать свою квартиру.
– Такого не может быть, чтобы христианин жил в неосвященной квартире.
– Как не может? Живет. Он крещеный, – уверенно сказал я, вспомнив, что видел на груди у Кобяка золотой крест.
– А-а, вот, в чем дело. Видите ли, крещеный и христианин это не одно и то же. Крещеных миллионы, а христиан сами видели, сколько было на службе. – (В храме на службе было не более двадцати человек).
– А знаете, – продолжал батюшка, – что крещеные и отпавшие от церкви хуже атеистов и в аду страдают сильнее их? Жизнь, как река, не стоит на месте. И человек каждый день, каждую минуту идет или к Богу или к дьяволу. Этот ваш человек не женат?
– Нет. Он живет с… С невестой, – нашел я в самый последний момент удобное определение для Спиридоновой.
– Как это так?
– Я хотел сказать, что сожительствует с женщиной, находясь с ней в гражданском браке, – пояснил я, как мог.
– Так он с блудницей живет? – так и подскочил батюшка. – И сам блудом занимается. Его надо с ней немедленно разлучить. Знаете, ведь их даже венчать нельзя, если они жили в блуде. Только в самых исключительных случаях, после покаяния и с разрешения епископа. Это же страшный грех, разоряющий душу. И как же я буду им освещать квартиру? Они же там будут грешить. Ведь в освященной квартире нельзя курить, нельзя ругаться матом, нельзя смотреть похабные фильмы, нельзя читать современные газеты. Они в храм ходят? Настоящий христианин должен ходить в Храм хотя бы раз в неделю. В субботу вечером и в воскресенье утром. И, если три раза в течение года без уважительной причины он пропустит посещение Храма, то отлучается от общины. Так же, если не постится по средам и пятницам, тоже отлучается. Правила очень строгие.
Я не знал, куда девать глаза от стыда, так как все сказанное в полной мере касалось и меня лично. А ведь я считал себя христианином, хотя в церковь ходил раза три в год, по случаю. Я невольно стал защищаться и выбрал для этого совсем не подходящий способ, стал нападать.
– Хорошо бы пастырям служить во всем этом примером, – сказал я. – Дело в том, что у друга совсем недавно отпевали отца, и священнослужитель, помимо обычной платы, подошел по завершении службы и потребовал денег дополнительно и побольше, лично для себя. И это я еще опускаю описание службы и ту небрежность, с которой она им была проведена.
– Тут какая-то неувязка, – отвечал батюшка вполне спокойно, хотя мне казалось, что на этом разговор наш будет закончен и меня попросят выйти вон. – Дело в том, что для членов христианской общины все делается бесплатно, – и венчание и отпевание. А потом, говоря о священнике, чего же удивляться, ведь церковь состоит не из праведников, а из грешников, точно таких же, что ходят по улицам. Разница в одном – из кающихся грешников. И, конечно, церковь не застрахована, дьявол своих людей внедряет в самые святые места, чтобы отвращать людей от Бога. Но стараться надо прежде смотреть за собой, за своими грехами, а тот, по словам писания, будет наказан и уже получает свое. За друга же вашего буду молиться, но пока в доме его такое положение вещей, я освящать его квартиру не могу.
С тем я от него и ушел.
Придя на репетиции, все эти слова отца Николая я передал Кобяку. Признаться, рассчитывал на то, что своей радикальностью они вызовут улыбку. Ведь я, например, знал, как тяжело Кобяку в его возрасте было сходиться с молодой Спиридоновой, а священник не знал и знать этого не желал. «Не надо ни с кем сходиться, – говорил батюшка. – Бог даст жену, будет жена, а если сам будет перебирать, с кем сходиться, а с кем не сходиться, ничего из этого хорошего не выйдет».
Совершенно для меня неожиданно на репетиции разгорелся спор. Не хотели крещеные люди, не бывавшие в Храме годами и вспоминавшие о Боге только во время грома, соглашаться с тем, что они не христиане и что в аду им уготовано место хуже, чем для атеистов. Не желал Кобяк признавать, что живет со Спиридоновой в блуде и не хотел верить даже в то, что все это сказал священник. Решил, что все, до последнего слова придумал я сам.
Все бы можно было загладить, искупить, если бы не влез в разговор Елкин.
– А что, он прав, – сказал Елкин, – а ты, Кобяк, не прав. Живешь со Спиридоновой, а записываться, как люди делают, не торопишься. Прописывать ее не хочешь, детей чтобы она рожала, не хочешь. Боишься, что захапает твою жилплощадь, что дети твою размеренную стар…, суперстарческую жизнь превратят в настоящий ад. Ты же сам все это говорил? признайся. Да и Спиридонова записываться с тобой не хочет, все подыскивает более удобную партию. И детей от тебя, суперстарого, не хочет. Сама во всеуслышание об этом говорила, все знают. Что же это, как не блуд? Ты суперблудник, она суперблудница. Правильно священник говорил. Обличать подонков его священный долг. Выводить на чистую воду всякую нечисть. И все мы, поголовно, носящие кресты, все сплошь блудники и блудницы.
Пока словами точно не определишь сущность какого-нибудь явления, оно не так заметно, а тут просто все ахнули. Ахнули и посмотрели не на Елкина, а на меня. Не мир принес я, но меч. И поднялся брат на брата. Стали актеры сквернословить, плеваться, чуть до драки дело не дошло. Я ужаснулся такой реакции, хотя, казалось бы, должен был ее предвидеть, ведь «правда, сказанная без любви, пожалуй, что уже и не правда».
Скажу несколько слов о бытовых неурядицах, происходивших дома. Пришла соседка, что жила подо мной, этажом ниже и пожаловалась на то, что ее квартиру заливает вода. Посмотрела в ванной, в туалете, все было сухо, развернулась и ушла. Стала звонить в жилконтору. На следующий день в мою квартиру ватагой ввалились сантехники, техник-смотритель, все та же соседка и злая, как сто чертей, женщина-главный инженер, та, на которую тетка кричала «не успокоюсь, пока вас не уволю». Пришли все с тем же вопросом: «Откуда течет? Кто заливает?». Тут и безграмотному было понятно, что лопнула труба за кирпичной стеной, и что я ни в чем не виноват.