— Да, дедушка.
— Ты ошибаешься… И я докажу тебе это… Скоро узнаешь…
Анук опустила голову. Ее терпению пришел конец.
Дед подзадорил ее:
— Чего ты еще хочешь?
— Посвятить себя одному великому делу, — ответила она.
— Какому?
— Благотворительности…
Дед потемнел лицом.
— Каждый год я раздаю целое состояние на благотворительные цели…
Она сорвалась на крик:
— И этим покупаете себе множество привилегий… Одной рукой даете, а другой гребете к себе. Вы вводите людей в заблуждение… Косвенным путем…
— Яблоко от яблони недалеко падает, — произнес старик, повернувшись к матери. — Спасибо… Во время беременности вы случайно не зачитывались Марксом?
— Она не поняла бы ни строчки, — вступился отец. — Даже я…
— Я пошутил! — крикнул дед.
Анук добавила:
— Я хотела бы посвятить себя кому-то… или чему-то… Я хочу приносить пользу…
— Приносить пользу? — переспросил дед. — Где, скажите на милость, вы воспитывали свою дочь? Кто внушил ей подобные мысли? Покажите мне этого негодяя!
Он все еще продолжал в ярости стучать тростью об пол. Но уже без прежнего рвения. Было видно, что старик выдохся.
Клотильда встрепенулась:
— Дурочка, какую пользу ты собираешься приносить?
Анук невольно пожалела мать. Бедняжка упорно не желала расписываться в своем поражении.
Анук бросилась в атаку:
— Я хочу быть полезной обществу или же…
Тут дед зашелся в приступе сухого кашля. Однако он грубо оттолкнул сына, поспешившего постучать ему по спине.
— Что это за глупая привычка — барабанить людям по спине? Итак, ты хочешь быть полезной обществу? А что же, по-твоему, делаем мы?
Она произнесла:
— Деньги…
Ее голос звучал негромко. Что, если после этих слов они разорвут ее на куски?
— Мерзавка, — произнес дед.
— Отец, вы не могли бы подбирать выражения?
— Да, дедушка.
— На твоем месте я молился бы на такого деда. Мне пришлось начинать с нуля… Я скупал никому не нужные картины… И сколотил на этом огромное состояние. Когда мне было семнадцать лет, ветер гулял в моих карманах. Теперь же я владею девятью картинными галереями… Неужто это не достойно уважения?
— Я уважаю вас… Но такой груз слишком тяжело нести…
— Ты несправедлива ко мне. После смерти я точно буду ворочаться в могиле из-за тебя.
— Стерва! — закричал мотоциклист, которого она прижала к правой обочине дороги.
И как только загорелся зеленый свет, он ударил кулаком в боковое стекло «роллс-ройса».
«Вот что мне приходится терпеть из-за каких-то вонючих трехсот девяноста тысяч франков, — думает она. — Через неделю мы уже будем в Вашингтоне. Первый шаг на пути к свободе… Дед был прав… Он сумел достать меня с того света… Однако незадолго до его смерти мы с ним здорово ладили…»
2
— Два последних кресла справа, — говорит Роберт.
— Они уже ждут вас, — отвечает стюардесса с улыбкой. — Мадам, я могу взять ваши вещи?
Анук передает ей свое летнее пальто.
— Пожалуйста.
Роберт ставит в ногах наполненный деловыми бумагами портфель.
Анук устраивается в кресле. Ее охватывает радостное волнение.
— Повернись и погляди назад… За перегородкой находится так называемый экономический класс. Поверь, там ничуть не хуже. Мы могли бы с таким же успехом…
— Возможно, но там место для тех, кто отправляется в деловую поездку, а не в свадебное путешествие, — отвечает Анук. — Мы же с тобой — молодожены. Нам следует держаться за руки, целоваться в губы и шептать друг другу на ушко: «Любовь моя, умираю от нетерпения… Где тут поблизости постель?»
Ирония Анук раздражает Роберта. Ему не хватает чувства юмора. Он часто ощущает себя слоном в посудной лавке. При чьей-то удачной шутке он способен только вовремя растянуть губы в улыбке или же с видом знатока качнуть головой.
Он кладет свою ладонь на руку Анук.
— Давай немного передохнем… Не будь такой занозой… Заключим перемирие хотя бы на несколько дней…
С протянутого бортпроводницей подноса Анук берет конфетку. Аккуратно разворачивая обертку, она едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.
— Что так веселит тебя? — спрашивает Роберт. — Я тоже хочу посмеяться.
— Я вспомнила о проделках моего деда. Он был большим шутником…
При воспоминании о деде она не может не признаться: «Старик был самым прикольным человеком в семье. Даже после своей смерти ему удалось меня разыграть. Однако я не сержусь на него. Я поступила бы точно так же, если не хуже…»