- Данте, — произносит она мое имя, в котором нет ни тепла, ни вызова.
Я подхожу к ней, моя рука автоматически находит изгиб ее живота — семнадцать недель, мой ребенок растет внутри нее. Доказательство моего заявления, обретшее плоть. Я смакую ощущение этого под своей ладонью, ощутимое доказательство того, что она не может убежать от меня. Не сейчас. Никогда.
- Ты вчера покинули свой номер, — говорю я тихим, но резким голосом.
Ее взгляд скользит вниз к моей руке, избегая моей. - Я не знала, что не могу. - Осторожный ответ. Безопасный. Она учится.
- Ты знала, — поправляю я ее, слегка сжимая пальцами ее живот. - Это больше не повторится. Новые меры безопасности обеспечат это.
Ее горло работает, когда она глотает, но она ничего не говорит. Как раз то, что я предпочитаю.
Я приподнимаю ее подбородок, заставляя ее взгляд вернуться ко мне. - Ты понимаешь, не так ли, Ханна? - Мой большой палец скользит по ее подбородку. - Все, что я делаю — каждый локон, каждая защита, каждый усиленный слой — все это для тебя. Для нас.
Она не отвечает, но и не отстраняется. Достаточно. Пока.
Но вскоре та ее часть, которая все еще думает, что может существовать вне моего контроля, — тот осколок независимости, за который она все еще цепляется, — Разрыв. И когда это произойдет, она будет принадлежать мне в самом прямом смысле.
Полностью. Безвозвратно.
Моя.
ГЛАВА 11
Ханна
Биометрический замок тихонько гудит каждый раз, когда Данте входит или выходит из комнаты — нежное механическое мурлыканье, которое служит постоянным напоминанием о моем пленении. Уже три дня я заперта в этих потрясающих позолоченных стенах, не в силах сделать ни шагу наружу без физического присутствия Данте. Мне разрешено выходить, только если он рядом со мной, его рука на моей спине, его тело затеняет мое, как будто одна лишь близость могла укрепить мое заключение. Я помню тот день, когда он привел меня сюда, как он провел меня по магазинам, заполненным импортными коврами из Исфахана, расписанными вручную итальянскими шелковыми обоями и индивидуальной мебелью, специально подобранной, чтобы подчеркнуть мой цвет лица. Каждый дюйм этой комнаты прекрасен — и каждый ее дюйм — клетка. Роскошь не смягчает реальность. Я в ловушке. И только Данте может открыть дверь.
Я сижу у туалетного столика, механически, отрывисто провожу щеткой по волосам, слушая приглушенный звук строительства в соседнем номере. Новые покои Данте. Скоро, он будет еще ближе. Он меняет стену между нами, так что его комната будет напрямую соединена с моей — дверь, которую только он будет иметь право открывать. Еще один уровень контроля, еще одна стена, смыкающаяся вокруг меня. Скоро между нами вообще не останется пространства.
Я смотрю на свое отражение в зеркале. Женщина, смотрящая на меня, кажется чужой, несмотря на знакомые черты. Мое тело изменилось. Сейчас восемнадцать недель беременности, мой живот начал выгибаться наружу — невозможно скрыть, невозможно игнорировать. Мне пришлось адаптировать свою одежду, свои движения, даже свою позу, чтобы приспособиться к жизни, растущей внутри меня. Ребенок теперь часто шевелится, мягкими маленькими трепетаниями, которые вызывают и удивление, и отчаяние. Я не могу забыть, как появился этот ребенок, и не могу отделить растущую жизнь от плена, который ее создал. Данте называет его нашим ребенком — символом нашего предполагаемого союза, продуктом того, что он называет любовью, но что, как я знаю, является насилием.
Стук молотка и сверление в соседней комнате внезапно затихают. Рабочие закончили работу на сегодня, оставив после себя лишь гнетущую тишину. Мой живот скручивает. Пройдет совсем немного времени, прежде чем эта соединительная дверь будет завершена. Скоро Данте даже не придется ходить по коридорам, чтобы добраться до меня. Скоро мой плен станет еще более абсолютным.
Я откладываю кисть, моя рука инстинктивно движется к затылку. Под гладкой кожей находится чип слежения — встроенный, постоянный, неизбежный. Он больше не болит, не физически, но его вес никогда не покидает меня. Он гарантирует, что Данте всегда точно знает, где я, нахожусь ли я в этой комнате, расхаживаю по балкону или отдыхаю в постели. Это постоянная привязь — еще одно напоминание о том, что я принадлежу ему.
Замок гудит. Мое тело реагирует раньше, чем мой разум, мышцы напрягаются, сердцебиение ускоряется. Этот звук всегда предшествует ему. Я едва успеваю собраться с духом, прежде чем его присутствие заполняет дверной проем.
- Ханна.
То, как он произносит мое имя — тихо, собственнически, с тяжелым чувством собственности — стало спусковым крючком, который я не могу контролировать. Он пересекает комнату с той же хищной грацией, его темные глаза находят мои в зеркале. Его руки ложатся мне на плечи, небрежные, но несомненно собственнические. Я заставляю свое тело оставаться неподвижным, не сопротивляющимся, послушным. Борьба только ухудшает ситуацию.
- Ремонт продвигается хорошо, — говорит он, его пальцы начинают медленный, размеренный массаж. - Завтра будет установлена соединительная дверь. К концу недели я буду спать прямо за этой стеной.
Я ничего не говорю. Мое молчание его не беспокоит — он не ждет разговора. Данте говорит, чтобы подтвердить свои собственные решения, чтобы напомнить мне о жизни, которую он создал вокруг меня. Моя роль — не взаимодействовать, а только получать.
Его руки скользят с моих плеч к моим волосам, пальцы перебирают пряди, словно смакуя текстуру. - Ты сегодня выглядишь прекрасно, — бормочет он, опуская голос до знакомого регистра — того, который сигнализирует о том, что грядет. Того, который означает обладание.
- Спасибо, — автоматически отвечаю я, голос мой глухой. Неважно, что я говорю. Слова ожидаются, а не верятся.
Его взгляд в зеркало темнеет. Он замечает пустоту за моим тоном, безжизненную манеру, в которой я выражаю благодарность. Его хватка на моих волосах слегка усиливается — недостаточно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы напомнить мне, кто контролирует ситуацию. Его другая рука движется к моему горлу, пальцы упираются в мой пульс, словно он измеряет мой страх.
- Встань, — говорит он.
Я делаю. Немедленно. Инстинктивно. Сопротивление давно прошло. Мое тело научилось подчиняться, потому что непослушание всегда имеет последствия. Данте отступает назад, позволяя своему взгляду скользить по мне, задерживаясь на изгибе моего живота, на нежных отметинах, которые его зубы оставили на моей шее после его последнего притязания. Я чувствую себя раздетой даже будучи одетой, как будто его взгляд может содрать с меня кожу.
- Доктор говорит, что все идет отлично, — говорит он, властно скользя рукой по моему животу. - Наш сын развивается так, как и должен.
Сердце замирает. - А…сын? — спрашиваю я, мой голос еле слышен.
- Да. - Его большой палец медленно трёт мой живот кругом. - Анализ крови подтвердил это на прошлой неделе. Мальчик. Первый из многих, возможно.