Я видела, как весь мир превращается в один большой компост из сгнивших людей.
Мы не могли долго оставаться здесь – это очевидно. У нас было одно место. Всего одно, то самое место, куда мы могли отправиться. Тот дом у моря. Далеко. Но это единственное место, где мы найдем покой и спасение. Я чувствовала, что там опасности нам не грозят. Мы сможем выжить.
Главное – успеть посадить урожай. А потому я всеми силами и средствами старалась как можно скорее восстановить здоровье дочери. Мне надо, чтобы она могла ездить в кресле, двигаться и при этом не ощущать никакой боли. Чтобы рана не тревожила ее, и кровь не шла.
Когда перейдем на мази и крема – можно выезжать.
Я им обо всем рассказала. Они прочитали в «Голосовом дневнике» о том, что скоро мы уедем в дом на море. Можно начать готовиться.
Спали мы всегда вместе, в большой комнате. Это стало новой традицией, ритуалом, новой особенностью нашей жизни. Сейчас мы не могли позволить друг другу спать по одиночке. Оставаться одному в тишине – сущий кошмар. Никто из нас не хотел расставаться друг с другом ни на миг. Дети меня каждый раз тяжело отпускали на улицу. Но постепенно учились это делать. Они понимали, для чего это надо. Нужна еда, вещи, предметы первой необходимости.
Мы это назвали «вылазкой».
Вылазка Мамы за припасами.
Вылазка во внешний мир, где царствует смертоносный Звук.
И у Звука были свои последствия.
О них я узнала на третью ночь. Тогда это случилось с ним в первый раз. Мы спали. Три часа ночи. Самая темень.
Я открыла глаза, когда он закричал.
Он разбудил нас всех своими резкими движениями в постели. Он вскочил, стал размахивать руками, ногами и отчаянно вопить. Словно, его кто-то схватил, кто-то невидимый потащил его прочь.
Его трясло.
Он сорвался с кровати. Упал на пол.
Он плакал, а по его щекам струились слезы. Он даже не моргал.
Мама быстро зажгла свет. Дочь обмоталась одеялом и в ужасе смотрела на брата. Мама не знала, что это такое и что делать. Я, признаться, тоже.
Я только видела, как мой сын сидит на полу, обнимает свои согнутые коленки, раскачивается взад и вперед, смотрит куда-то в темноту и кричит. Так громко… что я слышала его вопль через беруши.
– Не трогайте меня! Не надо! Уходите! Оставьте нас! Не делайте этого! Нет! Нет! Уходите! Хватит! Хватит нас пугать! Убирайтесь! Не трогайте! Нет!
И его затрясло.
Сын выгнулся дугой.
Его взгляд тупо смотрел в потолок, а тело тряслось. Он себя совсем не контролировал.
Губы дрожали.
Наружу вырывались обрывочные слова:
– Уходите… не надо… хватит… прошу…
Я слезла с дивана, схватила одно из одеял, набросила на сына, обмотала его, трясущегося под одеялом, подняла и прижала к себе.
– Тише… тише, я с тобой. Я с тобой. Слышишь? Я рядом. Никого нет. Здесь никого нет. Прошу, милый. Хватит. Прекрати. Ты меня пугаешь. Я с тобой. Успокойся.
А он кричал, словно в ответ:
– Они здесь! Они есть! Я их вижу!
Я не знала, что все это значит.
Мне было просто страшно, что он сошел с ума.
Я не переставала его обнимать, качать и успокаивать. Мне понадобилось минут десять, чтобы это закончилось.
В один момент он размяк у меня в руках и тут же уснул.
Никто не знал, что это было. Никто. Даже он сам.
На утро у него поднялась температура. Его знобило. Началась лихорадка. Уложили его рядом с сестрой в одну кровать. И мы с мамой занялись лечением детей. Я так и не решилась у него спросить о том, что это было. И больше мы вообще не говорили на эту тему.
Это случилось всего один раз.
Но тогда я еще не знала, что это лишь первый раз…
Я могла связать это лишь с одним – с воздействием Тона. До катастрофы у него не случалось подобных приступов. Точно так же, как и мне до крушения мира не снилось… таких снов.
Молоко. Кровь.
И бумажные кораблики.
Вот, о чем были мои сны.
Однажды пошел дождь. Я долго его ждала, чтобы попробовать. Мы собрали семейный совет, где предприняли все меры при разных исходах моей рисковой затеи – снять беруши.
План был следующий: я выхожу под дождь, снимаю беруши, а бабушка держит наготове новые, чтобы сразу же заткнуть мне уши, если я почувствую себя как-то плохо.
Дети долго не отпускали. Я даже боялась, что не успею осуществить свой эксперимент, потому что дождь может вот-вот закончится.
Я была первой из нас, кто это сделал – снял беруши в дождь.
Мы стояли у подъезда. Я вышла из-под козырька, вынула беруши и ощутила мир звуков, которого лишилась на долгое время.
И это было воистину прекрасно.
Лучше всего на свете.
Я обрела большее, чем гамму звуков. Я обрела весь мир, который в один момент отвернули от нас.