Но даже если бы мы крепко любили друг друга, возможно ли полноценно узнать другого человека? Мне известно, что Чарльз страдает от посттравматического стрессового расстройства, но никогда не расскажет мне о его причинах. Это недуг, в котором он ни за что не сознается. Еще он очень серьезен, но иногда возвращается домой в четыре утра, пропахший пивом и чужим парфюмом. Только в такие дни он позволяет себе расслабиться. Думаю, он трахает шлюх, и мне плевать. Я слышу, как муж хихикает себе под нос, а на следующий день, когда похмелье проходит, снова становится самим собой, серьезным и мрачным, и сторонится нас с детьми.
Вот так началось неведение, и мы стали избегать друг друга. Старались не встречаться взглядами, не сталкиваться на кухне, наняли Джорджию, чтобы нарушить воцарившуюся в доме тишину, а вечером, по очереди приняв душ, быстро запрыгивали в постель в кромешной тьме. Сон превратился в спектакль: каждый притворялся, будто размеренно дышит и даже бормочет в полудреме, лишь бы избежать разговоров и близости. Я считала, что мне повезло, если Чарльз засыпал раньше меня. Если я засыпала раньше него – тоже.
Но у нас были дети, а остальное не имело значения. Дети стали моим утешением, живительным бальзамом для беспризорной души.
Сейчас
Бывает, неспешно проезжаешь мимо ужасной аварии и ловишь взглядом человеческие останки, чей-то кровоточащий висок, потрясенного водителя, зажатого между рулем и сиденьем. Или в пабе ссорится сидящая рядом парочка, и женщина прямо у тебя на глазах выплескивает спутнику в лицо бокал пива. Но сейчас совсем другое дело. Желание ринуться к соседям, растолкать полицейских и увидеть Ариэллу целой и невредимой почти невыносимо, как зуд подсохшей болячки. Я просто обязана убедиться, что все в порядке. Чутье подсказывает, что моя соседка, клиентка, подруга попала в беду. Эти три типа взаимоотношений связывают нас пуповиной доверия. Я все знаю о ней.
Думала, что знаю.
Джорджия подходит к окну с пульверизатором; от ее волос исходит едва уловимый аромат базилика: домработница только что готовила овощи для рагу, нарезая их идеальными кубиками. Она похожа на уютный поношенный плед – такая же мягкая и теплая. Когда от нее пахнет едой, я будто снова становлюсь маленькой восьмилетней девочкой, помогающей бабушке приготовить ужин. И сейчас мне хочется прижаться к Джорджии, пока я наблюдаю, как к соседнему дому плавно подъезжают очередные полицейские автомобили без опознавательных знаков, из которых выходят мужчины в строгих костюмах, серьезные и сосредоточенные. Боже, дела и впрямь плохи.
– Скорее, Джорджия. Подай мне смартфон, – требую я, щелкая пальцами в сторону кабинета.
Домработница вразвалочку выходит, бормоча, что наверняка речь об ограблении или вроде того, а мое дыхание затуманивает оконное стекло, вырываясь из груди маленькими облачками, которые то испаряются, то проявляются вновь. Я вижу столпившихся на тротуаре зевак, мамаш, толкающих перед собой коляски, прохожих со стаканами кофе. Но ведь тут им не мыльная опера. Так и подмывает постучать в окно и прогнать любопытных прочь. Контраст между этими людьми, которые попивают кофе, сунув свободную руку в карман, и моей соседкой, чей дом буквально нашпигован копами, раздирает душу, выводит из себя.
Джорджия возвращается со смартфоном:
– Вот, миссис Дрей.
Я провожу пальцем по экрану и случайно открываю сообщения вместо контактов. В голове каша, никак не могу сосредоточиться. Добравшись до списка номеров, впадаю в ступор. Словно забыла собрать Купу обед в школу. Или надеть трусы. Забавно, как в момент стресса мозг порой отказывается строить простейшие логические цепочки. По всему телу проносится волна тревоги, ноги наливаются свинцом, готовясь к побегу. Ведь я все знаю. Думала, что знаю.
Джорджия недоуменно моргает и указывает пульверизатором на экран:
– Найдите ее имя в списке, миссис Дрей.
Мозг Джорджии функционирует исправно. Потому что она не напугана. Мы с Ариэллой должны были встретиться в саду через пятнадцать минут. Теперь она все знает, а рассказала ей Трейси. Но о чем? О Матео? Его бизнесе? Или о том, что случилось в ту ночь, когда Трейси исчезла из клуба? Я понятия не имею, что именно подруга хотела мне сообщить, будь оно хорошим или плохим, и горло у меня перехватывает.
Листая контакты, я останавливаюсь на номере домашнего телефона соседей. Ариэлла. Впервые услышав ее имя, я тотчас вспомнила о моей любимой принцессе, русалочке Ариэль. Такое нежное, женственное, волшебное имя. Идеально подходит моей идеальной соседке.
Джорджия возвращается к окну, ставит пульверизатор на подоконник и описывает происходящее внизу тоном футбольного комментатора:
– Смотрите-ка, еще полицейские. А вот и скорая. Слишком много зевак.
Гудки длятся целую вечность, и вдруг голос Ариэллы – легкий, веселый, праздничный, как у принцессы, – сообщает, что сейчас их с Матео нет дома, но они обязательно перезвонят мне позже. Я снова набираю номер и, когда трубку наконец снимают, замираю, набрав полные легкие воздуха.
– Слушаю. – Безапелляционный тон. Мужской голос. Заранее осуждающий. Обвиняющий. Это один из них. Коп. Я сбрасываю звонок.
Три месяца назад
Перед тем как Ариэлла приходит ко мне «поговорить», я стараюсь придать кухне как можно более уютный вид. Ванильные свечи и белые розы в невысокой вазе. Холодный кувшин воды со льдом и лимоном. Заварочный чайник на подносе с шоколадным печеньем и колотым сахаром. Сливки для кофе, соевое, миндальное и обезжиренное молоко – пусть выбирает по вкусу. Работает радио, но я его выключаю, услышав назойливую рекламу холодильников за полцены, явно диссонирующую с атмосферой безмятежности, которую я пытаюсь создать. Вместо этого ставлю фоновую музыку – не ту, что играет в забегаловках, а в стиле лаундж, какую можно услышать в шикарном винном баре. Водружаю на столик блюдо с ломтиками бананового хлеба, сдобренного маслом. Открываю двери на террасу, впуская в кухню легкий речной бриз, который приносит с собой отдаленный гул лодочных моторов.
Все должно выглядеть идеально, чтобы сгладить несовершенство клиента. Такая же атмосфера царит и в моей рабочей студии: тщательный контроль температуры воздуха в помещении; плюшевые подушки, которые клиенты могут тискать, мять и обхватывать руками; пледы, тапочки и салфетки, но только не эвкалиптовые, а с ароматом кондиционера для белья, навевающим ассоциации с домашней стиркой, мамой и детством. Когда Ариэлла звонит в дверь и Джорджия идет ей открывать, я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание секунд на десять, не зная, чего ожидать. И с чего это я так разнервничалась? Наверное, хочу, чтобы Ариэлла подумала, будто у меня всё под контролем. Ведь каждый хочет, чтобы о нем так думали.
Ариэлла заходит в сопровождении высокого крепкого мужчины, замурованного в темный костюм. На нем солнцезащитные очки, которые он не снимает даже после того, как переступает порог моего дома. Я представляюсь, мужчина кивает, а соседка нервно хихикает:
– Матео считает, что мне нужен сопровождающий.
Сопровождающий. Телохранитель. Охранник. В жизни такого не видела. После этого поддерживать нормальный разговор становится сложно.
Разливается чай, отражение люстры в чашке кружится в вихре пузырьков. Кольцо у нее крупнее моего. Кожа более молодая и увлаженная. Здоровые натуральные ногти, покрытые перламутровым шеллаком. Мы смотрим друг другу в глаза.
– Спасибо, – говорит Ариэлла.
Я не знаю, какого ответа она ожидает, и делаю глоток чая с перечной мятой. В чашке очень удобно прятать лицо. Позади меня за обеденным столом сидит телохранитель, уставившись в смартфон. Может, предложить ему чаю? В жизни не чувствовала себя настолько неловко. Похоже, Ариэлла это замечает и переключает мое внимание на банановый хлеб. Восхищается, какой он нежный и воздушный. Просит поделиться рецептом. Мой взгляд медленно возвращается к гостье.