— Ну так я тебе же десятку не запросто так дам. Подкрадись потихоньку сзади, вот тебе ножик, ткни сначала одно колесо, потом другое, и все — десятка твоя. — Сказал я ему, показав свой перочинный ножик, который с недавних пор стал таскать с собой в кармане.
— А если он все таки заметит? — колебался пацан.
— Так сделай так, чтобы он не заметил, а даже если увидит, хрен он тебя поймает, пока он вылезет, ты уже сдристнешь. И ухи свои охранишь и станешь богаче на целую десятку.
— Пятеру давай вперед, — решившись, деловито сказал мне пацан.
— Не вопрос — ответил я, протягивая ему пятерку и ножик.
Пацан взял и то и другое. Пятерку спрятал в карман, а нож зажал в руке. Потом он прогулочным шагом побрел по направлению к нужной машине. Водитель, все так же, не отрываясь, смотрел на подъезд. Пацан подобрался поближе, присел на корточки, как будто завязывая шнурок, и быстрым движением ткнул дальнее от водителя заднее колесо ножом. Потом он на корточках, гусиным шагом обошел машину сзади и точно так же расправился со вторым колесом. После чего он встал и с независимым видом, засунув руки в карманы, посвистывая прошел мимо машины. Водитель не обратил на него никакого внимания. Сделав круг по двору, пацан подошел ко мне с другой стороны и сунул нож мне обратно.
— Сделал, — гордо сказал он мне. — Гони еще пятеру.
— Держи братишка, — сунул ему вторую пятерку я, и поднявшись со скамейки, не спеша пошел на выход. «Сделал гадость — на сердце радость», — пришла мне в голову мстительная мысль.
Теперь мне нужно не замеченным как-то добраться до нужной квартиры. Пошлявшись немного за домами, около прилепившихся друг другу гаражей, я нашел ржавую трубу нужного мне размера. Обернув ее найденной тут же старой газеткой, я вернулся назад. Кофейная «двойка» все так же стояла у тротуара, но уже на двух спущенных задних колесах. Лопух водила ещё не просек, что у него возникли проблемы, но это и к лучшему. Пусть сюрпризом будет.
Я зашел в последний подъезд и птицей взлетел на пятый этаж. Как я и думал, выход на чердак был закрыт старым висячим замком, а к нему вела металлическая лестница, намертво прикрепленная к полу и перилам. Здесь еще не наступили времена, когда эти лестницы посрезали на фиг, а выходы на чердаки укрепили, чтобы туда не шастали шаловливые подростки и всякие подозрительные личности. Внимательно осмотрелся — крышка на чердак держится на соплях и честном слове. Я еще немного постоял на лестничной площадке, прислушиваясь к тому, что творилось за дверями трех квартир располагавшихся на ней, и ничего подозрительного не услышал.
Надеюсь, сейчас никто не прилип к дверному глазку, чтобы посмотреть, зачем подозрительный чужак с газетным свертком в руках ошивается на лестничной площадке. Поднявшись по вертикальной металлической лестнице ведущей к лазу на крышу, я используя трубу как фомку, выдернул проушину из деревянной рамы, и откинув крышку лаза, быстро выбрался на чердак в небольшую надстройку. Дверь из надстройки на крышу была открыта настежь. Аккуратно без стука прикрыв за собой крышку люка, я прихватил трубу и проскочил по просмоленной, покрытой несколькими слоями рубероида плоской крыше до надстройки над нужным мне подъездом. Там отжав с помощью трубы люк лаза наверх, я снова вырвал проушину замка, и уже через несколько секунд оказался на лестничной площадке верхнего этажа.
Почти беззвучно спустившись на третий этаж, я подошел к квартире 32 и прислушался. Внутри негромко играла музыка. Я нажал на кнопку звонка. Мне открыла Марина одетая только в бирюзовый тоненький шелковый халат. Она, схватив меня за брючный ремень, бесцеремонно затащила мою тушку внутрь и закрыла дверь.
— Ну где ты шляешься, гадкий мальчишка, я уже устала тебя ждать.
Оправдаться мне не дали, сразу закрыв рот горячим поцелуем, а ловкие женские ручки нетерпеливо расстегивали мой брючный ремень. В общем, связно излагать свои мысли, я смог только минут через двадцать. Мы с Мариной голыми лежали обнявшись на разобранном диване в большой комнате, куда мы добрались, теряя по пути предметы одежды в процессе обоюдного раздевания. Причем, раздевали в основном меня, так как тонкий халатик буквально сам соскользнул с бархатисто гладкой кожи Марины, а больше на ней ничего и не было.
На журнальном столике сбоку от дивана стоял японский двухкасетник и оттуда тихо доносилась бессмертная музыка «Boney M.» Напротив дивана стояла большая мебельная стенка с множеством книг на полках и дорогим хрусталем за двустворчатыми стеклянными дверцами шкафа. На стенке висел портрет незнакомой молодой девушки со светлыми длинными волосами и очень выразительными глазами. Заметив мой взгляд, остановившийся на портрете, Марина ревниво спросила.