— Все из карманов на стол, — командует лейтенант.
Достаю и кладу на стол расческу, зажигалку, брелок, и разную мелочь. Последней кладу фотографию Вики, там где она стоит около входа на ВДНХ в своем синем платье. Чхеидзе глядя на фото девушки, хмыкает и небрежно сгребает все это в пустой ящик стола.
— Ремни.
Снимаю и кладу на стол свой кожаный ремень с начищенной бляхой.
— Брючный тоже, — напоминает лейтенант.
Снимаю и кладу на стол брезентовый брючный ремень. Далее следует команда
— Раздевайся до трусов.
Выполняю приказание и стою босиком на голом каменном полу. Хорошо, что сейчас сентябрь и камни не холодные. Амбал, под внимательным взглядом лейтенанта тщательно ощупывает мою одежду, качает головой и кидает ее на пол.
— Одевайся — командует лейтенант, и смотрит, как не спеша натягиваю хбшку обратно. Увидев, что я взялся за портянку качает головой. — Портянки и сапоги оставь, не положено.
— Нет такого в уставе, — пытаюсь возразить я.
— Сказано, не положено, — повышает голос Чхеидзе.
Решаю не спорить, и выпрямляюсь, смотря на лейтенанта.
— Вперед пошел — кивает тот на дверь.
Проходим по длинному коридору и останавливаемся перед стальной дверью с надписью «Камера 3». Амбал открывает замок и я вхожу в небольшое, около десяти квадратных метров, вытянутое полутемное помещение, с маленьким, густо зарешеченным окошком у потолка. Сквозь окошко внутрь кое-как проникает свет с улицы. Внутри помещения, по двое, друг напротив друга, на табуретках, прислонившись спиной к стене, сидят четверо крепких смуглых парней в выгоревших на солнце хбшках. Они тоже, как и я, босиком. Все мне незнакомы, но это и не удивительно, я в части недавно и не знаю большую часть состава. Когда в проеме двери показывается Чхиедзе, все обитатели камеры мгновенно вскакивают на ноги и выстраиваются в шеренгу. Тот, что пониже и покоренастей остальных, делает шаг вперед и командует.
— Равняся! Смирна! — потом повернувшись к Чхеидзе докладывает с сильным восточным акцентом. — Товарища лейтената, в камера номэр три содержится четыре человека. Старший по камера ефрейтор Алимов.
— Вольно, — кивает лейтенант и добавляет — Принимайте нового «залетчика». И чтобы тихо мне здесь было, а то завтра на камни работать поставлю.
Кинув последнюю фразу, лейтенант уходит, дверь за ним громко лязгает и слышится звук поворачивающего в замке ключа.
— Добрый вечер! — Вежливо здороваюсь я со снова рассевшимися на табуретках обитателями камеры.
Те демонстративно молчат, совершенно игнорируя меня. Ладно, хрен с вами. Отхожу к стене с окном и прислоняюсь спиной к прохладной поверхности покрытой грубой цементной шубой. Каменный пол холодит ноги. Хорошо, что сейчас первая декада сентября и еще тепло, зимой здесь, наверное, вообще дубарь. Чувствую, что штаны на мне держатся еле еле и вот-вот спадут. Достаю из кармана завалявшуюся там веревочку и неторопливо подвязываю ее между хлястиками для ремня. Теперь порядок.
Свободных табуреток в камере больше, и нет пристегнутых к стене цепями полатей для сна тоже всего четыре. Суки! Меня специально посадили пятым в камеру предназначенную для четверых. Табуретки все заняты, нары пристегнуты к стене и так будет до отбоя. Потом их опустят на ночь и поднимут уже в 5 утра. На «губе» подъем на час раньше, чем в целом по части. Арестантам не положено пролеживать бока на нарах. Можно ходить, стоять или сидеть на табуретке. Каждый день несколько часов строевой подготовки и обязательные работы, основная цель которых не сделать что-нибудь полезное, а максимально вымотать арестантов бессмысленной работой так, чтобы у них не осталось никаких сил.
В армии, где человек изначально несвободен, обычное ограничение свободы никакого особого влияния оказать на него уже не может, а наказание, для воспитательного эффекта, должно ощущаться очень остро. Поэтому на губе придумывают разнообразные изощренные методы воздействия на солдат и сержантов, чтобы залетать туда не очень хотелось. Эти методы сильно зависят от фантазии начальника гауптвахты. Если начальник просто ревностный служака, то в основном арестантов мордуют бесконечной строевой подготовкой, зубрежкой уставов, а так же грязными и тяжелыми работами. Но попадаются и изощренные садисты, наслаждающиеся практически безграничной властью над арестантами. Эти могут придумать такое, от чего у неискушенного человека могут встать волосы дыбом.