Если все пойдет серьезно, то никто голыми руками драться не будет. Поэтому, сдерживать себя в методах защиты тоже глупо. Мы заранее подготовили прутья, ремни и табуретки. Если дойдет до дела, то все это пойдет в ход. Население нашей казармы разделилось на две неравные части. Львиная доля местных «духов», большинство из которых родом из Средней Азии, не веря в нашу победу, предпочитает не влезать в свару и отсидеться в стороне, надеясь, что тогда мстители удовлетворятся примерным наказанием только внезапно забуревших «духов». Шансов на это немного, в случае нашего поражения не поздоровится всем, но слабодушным дурачкам нужно же на что-то надеяться
Нас «забуревших» всего шестнадцать человек. Десять парней прибывших вместе со мной из учебки, и еще шесть местных, которые решили попробовать рискнуть и изменить свое положение в местной иерархии. Это не так много, как бы хотелось, но и не так уж и мало. Сколько может быть с той стороны, пока непонятно, но не думаю, что намного больше. Пассионарных личностей в любом коллективе или обществе, всегда гораздо меньше чем «болота». «Болото» это не ругательство, а обозначение пассивной или ведомой части общества. Есть, условно говоря, «революционеры» и «реакционеры» — эти силы, бескомпромиссно борются между собой за власть и возможность вести «болото». И тех и других относительно немного, они спаяны своими идеями и готовы к борьбе за свои идеалы. «Болото» — всегда большая часть членов любого сообщества, это люди исповедующие принципы: моя хата с краю, и пусть все сгорит, лишь бы меня не тронули. Любое «болото» можно качнуть как в одну, так и в другую сторону, но не добровольно, а буквально пинками и зуботычинами. Все крупные изменения в обществе всегда делали немногочисленные пассионарии, пинками гнавшие основную массу к новой жизни. И противостояли им тоже пассионарии, но с обратным знаком. Мы сейчас выступаем в качестве «революционеров», начиная борьбу против сложившегося в течении продолжительного времени порядка.
Не поддержавшие бунт против «черпаков» пацаны, спящие с нами в одной казарме и сидящие за одним столом в армейской столовой, сейчас не готовы к активной борьбе, предпочитая, чтобы за них все решали другие. Если у нас все получится, то они подчинятся пришедшим к власти «революционерам» и будут пользоваться благоприятными изменениями в своей судьбе завоеванными другими. Со временем их даже можно заставить воевать вместе с собой, но для этого, они должны бояться нас больше чем «черпаков». Пока это не так, но я буду не я, если не расшевелю этих забитых испуганных срочников и не заставлю их вспомнить, что они люди, а не «чуханы» и не «душары». Но это будет потом. Сначала мы должны доказать, что мы это реальная сила, с которой нужно считаться, а не трава гнущаяся под непреодолимой мощью ветра.
Наряд по роте, видя наше численное преимущество, после переговоров предпочел не связываться с нами, и дав связать себе руки запереть в каптерке. Если что у них будет оправдание что духов было больше и они навалились всем скопом. Штык-нож, находившийся у дневального, те благоразумно спрятали в ленинской комнате, за ящиками с подшивками газет, чтобы потом забрать когда все закончится.
Глядя прямо перед собой расфокусированным взглядом, сижу на своей койке и считаю вдохи и выдохи, опустошая голову от посторонних мыслей. Ко мне подошел мускулистый парень, на вид немного старше двадцати лет. Это один из присоединившихся к нам местных «духов».
— Не помешаю? — Спрашивает он, присаживаясь рядом.
— Нет, — качаю головой, хотя для меня лучше было бы сейчас настроиться на предстоящую схватку. Но, с другой стороны, я вроде как лидер местного сопротивления, поэтому важнее поддерживать боевой дух среди своих сторонников.
— Эдик Ханикаев, — он протягивает мне руку. — Призвался этой весной из Ставрополя.
— Юра Костылев, — жму его руку, — Я сам из Энска, но призывался из Москвы.
— Москвичей здесь не любят — усмехнулся Эдик, сообщая давно избитую истину.
— А мне как-то по барабану, — пожал плечами я.
— Мне тоже, — с усмешкой отвечает он. — Лично у меня нет предрассудков по поводу москвичей.
— Ну вот и хорошо. Ты же вроде постарше остальных будешь? — Интересуюсь я.
— Мне двадцать один. У меня была отсрочка по семейным обстоятельствам, поэтом и загребли на три года позже. — Поясняет он, — Что дальше делать думаешь?
— Бороться. — коротко отвечаю я.
— Идейный борец против дедовщины? — насмешливо поднимает бровь Эдик.
— А хотя бы и так — пожимаю плечами. — Ты против?
— Я лично нет, но все не так просто. Я здесь уже три недели и немного успел присмотреться. Это уже давно сложившаяся система, — качает головой Эдик. — Она выстраивалась годами. Те «черпаки», которых ты отметелил, это так, мелочь. Тут шишку держит Жорж и его земляки с Кавказа. Эти настоящие звери. «Черпаки» перед ними на цирлах ходят, а на нас потом отрываются. К тому же основной контингент здесь из Средней Азии: таджики, узбеки и так далее. Они тебя не поддержат ни при каких обстоятельствах. Скорее постараются слить, для них Жорж ближе чем «москвич» и к тому же русский.