Увидев нового нападающего с железякой, мгновенно переключаюсь и, уходя вниз бью его прутом по колену, потом на выходе добавляю ему по затылку и выхватываю из его обессилевших рук второй прут. Добиваю противника локтем в челюсть. Теперь, с двумя стальными прутками в руках, я чувствую себя гораздо уверенней.
Вокруг идет бешенная круговерть общей схватки. Около трех десятков человек яростно месят друг друга кулаками, армейскими ремнями и стальными прутками и выломанными трубами. Несколько парней валяются на асфальте. Вокруг одного из них растекается лужа крови. Вокруг слышны, яростные крики, хрипы валяющихся под ногами и сплошной мат. Налетаю на большого парня, который хлещет ремнем уворачивающегося от его ударов Рамазана. Тело моего товарища уже покрыто кровавыми ссадинами а скула рассечена попаданием бляхи. Обрабатываю агрессора прутками в стиле эскримы, пока тот не падает вниз пытаясь прикрыть голову руками. Он получил не меньше десятка ударов, и теперь ему явно не до нас.
— Стоять! Всем, блядь, стоять, я сказал! — Сквозь проклятия и крики дерущихся солдат пытается порваться чей-то голос. Но какой там, никто его не слышит.
— Бах! Бах! — Вопли и дикий ор на площадке перекрывают два сухих пистолетных выстрела.
На какой-то момент все замирают и наконец видят усатую морду дежурного по части капитана Измайлова. Его лицо красное от напряжения, в руках табельный пистолет. Он орет выпучив глаза и брызгая слюной.
— Оружие на землю, суки! Кто не подчинится, следующая пуля в ногу. А потом, бля и в бошку засажу, если не поймете.
Все участники драки, в том числе и я, кидают подручные предметы, которые были в руках на площадку.
— Всем построиться! Кто старший? — Разъяренный Измайлов, со стволом в руках, мечется по площадке выискивая старших.
Старшина, выведший взвод на зарядку, а потом, когда начался общий замес, мгновенно пропавший, вдруг возник как из ниоткуда. Он командует построение и весь наш взвод суетливо строится в шеренгу по два. Здесь и те кто дрался, и те кто трусливо сбежал чтобы смотреть за побоищем издалека. Почти все наши «духи» участвовавшие в драке, имеют отметины на телах и на лицах: где от блях солдатских ремней, где-то от прутьев, а где-то от кулаков и ног. С противоположной стороны строятся приблизительно двадцать «черпаков». Что отрадно, на них тоже полно отметок от наших попаданий. У одного из наших парней кровь обильно течет по лицу, но он, немного покачиваясь, все равно стоит в общем строю. Насколько я вижу, там ничего страшного — простое рассечение кожи на черепе, скорее всего прутком засадили. Крови много, а так по сути фигня. Несмотря на сильное ожесточение критических повреждений вроде ни у кого нет. Измайлов вовремя прервал побоище.
— Вы что блять, в конец охуели⁈ — Измайлов и пара подоспевших незнакомых мне пока еще офицеров ходят вдоль строя буквально проедая нас глазами. — На дизель захотели?
В ответ ни звука. Крики капитана уходят словно вода в песок.
— Кто зачинщик? — Измайлов обводит нас тяжелым взглядом, словно желая силой воли придавить всех к земле. — Кто зачинщик драки, я спрашиваю?
Все молчат. Оно и понятно, стукачей нигде не любят. А в закрытых армейских коллективах тем более. Стукач здесь просто не выживет и никакие офицеры, даже если захотят, ему не помогут. А они не захотят, потому что, стукачи для них — одноразовый материал. Использовали и забыли, совсем как презерватив. Измайлов орет, беснуется, но напрасно, все угрюмо молчат опустив глаза вниз смотря на серый асфальт, словно выискивая там что-то очень важное. Наш старшина вообще слился с пейзажем как ниндзя, вроде и здесь человек, а хрен его заметишь. Ему бы диверсантом быть, при его талантах маскировки.
— Хуй с вами, блядь! Придет комбат, тогда вам всем, по любому, крышка. — Наконец устало говорит капитан, у которого с бодуна сильно болит голова. Он кивает окровавленному пацану в строю. — Ты, дуй в санчасть пусть тебе голову посмотрят. Остальным, строем каждый в свое расположение, шагом марш! И чтобы там все как мыши сидели, бля…