— Вывести из поля зрения кого, внучка? — Расхохотался дед, — Я тоже читал этот роман Пикуля, и удивляюсь, как ты не видишь разницы между одним из лучших выпускников академии генерального штаба и дворником, пусть и очень способным. Ты думаешь, что агенты «проклятого Запада», как мухи вокруг, сама знаешь чего, вились вокруг твоего ненаглядного Юры, мечтая заграбастать его в свои лапы? А мы, значит, чтобы не дать им получить такого перспективного кадра, законопатили его в стройбат, траншеи копать? Ну ты и фантазерка, Вика. Извини, но двойка тебе за такую аналитику.
— Дед, я ведь у тебя училась и знаю, что если бы это было так, как я тебе сказала, ты мне ни за что в этом не признался. — Покачала головой Вика. — Ты точно так же смеялся бы и говорил, что я никудышный аналитик.
— Так зачем же ты тогда пришла ко мне со всем этим бредом, если знала заранее мой ответ? — Удивился Виктор Петрович.
— Затем деда, чтобы убедиться в том, что это не бред, — устало улыбнулась Вика, — помнишь как в фильме «Место встречи изменить нельзя» Горбатый сказал Шарапову. — «Бабу не проведешь, она сердцем видит». Вот так и я — сердцем вижу.
— Сердцем она видит, — проворчал дед. — Много ты там своим бабьим, извини меня за выражение, сердцем увидишь. Это все просто эмоции внучка.
— Эмоции и аналитика дед, — покачала головой девушка. — Не знаю, что ты там со своим Степанычем затеял, но учти, если с Юрой случится что-то плохое, то я тебе этого не прощу, и ноги моей больше у вас не будет.
Вика резко встала со стула и вышла из комнаты, оставляя Виктора Петровича в глубокой задумчивости.
— Слушай Засеев, вот я иногда думаю, может я тебе слишком много воли дал у себя в батальоне? — Майор Кабоев, поскрипывая новыми еще не разношенными туфлями, ходит по кабинету время от времени кидая грозные взгляды на Жоржа, который вытянулся около шкафа с документами. — Откуда ты мне скажи у тебя, блядь, такие барские замашки? Это же надо, его срать на очко носят аж целых три «духа». Двое держат за волосатые ляжки, а один твою мохнатую, как у шмеля жопу мягкой бумажкой подтирает. Ты ничего не попутал Засеев? Я думаю, что римских императоров так рабы не обхаживали, как «духи» обхаживают тебя и твоих дебильных дружков.
— Наговаривают Михаил Расулович, — усмехнулся Жорж, — вот как на духу вам говорю, наговаривают на меня козлы всякие. Злобствуют, что я их работать заставляю. Вы же знаете какой тут у нас в батальоне контингент подобрался. Понимают только когда жрать их в столовку зовут, а как работать, так сразу «я по русски не понимаю».
— Да? — Удивился майор, — это значит, что наш замполит, майор Сухов, мне в глаза на тебя напраслину возводит?
— Я так не говорил, — покачал головой Жорж, — просто те люди, которые эту чепуху принесли и влили в уши товарищу майору — гнилые твари. Они под меня копают, потому что я им сачковать тут не даю, и порядок в части поддерживаю.
— Сачковать, говоришь не даешь? — Покачал головой, остановившийся около собеседника Кабоев, упираясь в того тяжелым взглядом. — А почему на объекте в поселке при консервном заводе твои ставленники всю работу завалили? Это же ты поставил долбоеба Абаева, который обожрался какой-то тухлятины и лежит сейчас на больничке, там за порядком смотреть. И что? Где тот порядок, блядь? Там сроки горят, а я пообещал директору консервного завода, что мои орлы все сделают вовремя. Что получается, я не держу свое слово? Кем ты меня выставляешь?
— Я решу с тем объектом, Михаил Расулович, — ответил Жорж не опуская взгляда, — пошлем туда братьев Резвановых, так там все еще досрочно сдадут. Будут пахать и днем и ночью, если понадобится.