Наконец, пригнувшись под низким дверным проемом, мы вошли в столь же невысокий сарай. Короче, стоять пришлось, нагнув голову на бок. Тут кроме нас троих, стояла еще какая-то блядская старуха в заляпанном клетчатом переднике поверх шерстяного свитера и черной юбки до пола.
И вот в помещении стоит четыре дебила, наклонив головы на бок. Сука, это унижает мое достоинство. С этой мыслью я обошел старуху и плюхнулся в единственное кресло в этом сарае. Кресло неудобное, твердое, засаленное к ебеням, но все же кресло. После адского, многочасового марафона по грязевым рекам, мне было похуй. Охуенное кресло, короче.
Кроме кресла тут был один двуспальный матрац, накрытый пледом, стол, заваленный всякой херней, несколько полок, тоже заваленных всякой херней и два шкафа. На дощатых стенах, висели картины. На одной журавль, а на второй корабль на волнах. Короче хуйня какая-то, а не картины.
Старуха смотрела на нас непонимающе, старикан смотрел на нее с улыбкой, а капитан смотрел на меня осуждающе, видимо потому что я без спросу развалился в кресле. Наконец, старикан обратился к старухе.
- Маруся, это ребята из Москвы. Сообразишь чайку им нашенского, на грибах, а?
- Из Москвы? - Старуха с удивлением посмотрела сначала на капитана, а потом на меня. - Батюшки светы! Да мне плевать четыре раза откуда ты их приволок! Обормотов этих! Я тебе сколько раз говорила, баран ты трехсотлетний, чтобы ты сапожищи свои у входа оставлял? Ты чего мне сюда грязи-то натаскал? Мне теперь опять со спиной больной на карачках тут ползать. А ты? - обратилась она ко мне. - Ты какого беса в кресло упал? В хлеву родился что ли? А ну вставай и сапоги за дверь, пока тебя этими сапогами по морде твоей наглой не отходила. Шмотки тоже снимай грязнющие! И друг твой этот, таджик бородатый, пусть сапоги и шмотье стягивает! Ишь мне, устроили тут! Погляди ж ты, с Москвы они. Гуси важные. А в Москве вас не учили как в дом входить в чужой? А ну выметайтесь за порог сейчас же. Ведро принесу - будете мыть все! И ты старый пес не ухмыляйся мне тут - будешь тряпку выжимать! Ишь ты, Москвичи-куличи, понаехали - ни воспитания, ни совести. Да и какие москвичи-то? Рожи то свои видели, москвичи? Да я таких москвичей...
Продолжая причитать, она вышла из сарая, отпихнув старика с прохода.
- Вы не обращайте внимания, - извиняющимся тоном заговорил старик. - Не стой ноги должно быть встала. Старая уже совсем - характер вздорный. Вы располагайтесь пока, а я чаю принесу.
Он развернулся и вышел из сарая. Через мгновение он снова появился в дверях:
- Только сапоги снимите все-таки, а?
- Это не твоя ли бабуля? - спросил капитан, стягивая сапог, когда мы остались одни.
- Это схуяли ты так решил? - удивился я, тоже стягивая сапог.
- Хрен его знает. Появилось такое ощущение.
- Пошел ты на хуй.
Через, минут десять, когда я уже почти заснул в кресле, пытаясь игнорировать капитана, который пытался убедить меня в том, что я должен вести себя в этом месте по-человечески, вернулся старик. В руках у него был круглый пластиковый поднос. На нем две металлические кружки и две металлические тарелки.
- Я вам еще и поесть прихватил. Свининка. Горячая, с картошкой.
Он передал поднос мне. Потом опустил все вещи со стола на пол, затем пододвинул стол, поставив его между мной и капитаном, и, забрав поднос у меня из рук, поставил его на стол.
- Ну ладно. Мы с женой сегодня у сестры переночуем, а вы можете тут выспаться. Уж простите, кровать одна. Сегодня вам больше надоедать не буду, да и старший просил зайти к нему, так что я побежал. Отдыхайте. Чаек пейте, пока горячий. На грибочках - вкуснотища. Вы такого не пробовали. Я вам еще сейчас одежду другую принесу, а умыться в соседнем сарае можно и туалет тоже там.
С этими словами он ушел.
Я, без лишних слов накинулся на еду. Картошка со свининой были просто охуенными. А вот чай - хуй его знает, что в нем такого пиздатого, да и грибов я не почувствовал. По вкусу как мясной бульон. Хотя, я все равно выхлебал весь. Пока мы ели, вернулся старик. Он принес нам два комплекта военных шмоток, защитной расцветки, положил на край стола и неловко улыбнулся, показав большим пальцем на стену, за которой, судя по всему, был умывальник. Походу ему тоже не очень понравилось, что мы расселись тут в грязной одежде, или боиться, что ему жена из-за нас по ебалу даст.
Закончив с едой, я пошел в соседний сарай, прихватив одежду. Тут действительно оказался умывальник и шесть ведер, накрытых крышками - видимо в них эти макаки дикие срут. Чтобы из умывальника текла ледяная, вонючая вода, приходилось постоянно жать ногой на педаль.
Помывшись и переодевшись, я вернулся в сарай к капитану, и поудобнее развалился в кресле. Наконец-то спать. Почему я не лег на матрац? Да хуй я с капитаном, который находится под подозрением в гомосексуализме, буду на одной лежанке спать.
***
Темный тоннель.
- Чан! Чан! Ты живой? - спрашивает мужчина, светя в лицо лежащему на путях человеку.
Чан открывает глаза.
- Какого хрена? - он сощурился от яркого света, бьющего в лицо, и закрыл глаза рукой. - Юр, убери ты фонарь этот, к чертовой бабушке.
Юра отвел фонарь в сторону. Чан поднялся и присел на рельс.
- Где Макс? - спросил он.
- Я тут, - раздался голос из темноты. - Кажется, ноги сломал.Твою мать... Где мы вообще? Юр, дай фонарь.
- Убери-дай - ты уж определись.
- Дай.
Юра передал фонарь Чану. Он поводил лучом света вокруг себя.
- В метро провалились. Плохо. Надо срочно выбираться.
Чан посветил фонарем на потолок. В потолке была огромная щель.
- Даже света дневного не видно. Или ночь уже?
- Да нет, ты недолго в отключке был, - ответил Юра. - Просто петляет она, будь здоров, вот свет и не проходит. Ты ампулы не разбил?
Чан быстро стал ощупывать карманы разгрузки. Наконец достал из них несколько коробок и открыл.
- Вух.... - выдохнул он, - целые...
- Ну, слава Богу.
На какое-то время повисла тишина. Наконец, Чан снова заговорил.
- Обратно мы не вылезем, это точно. Придется до ближайшей станции идти и надеяться, что выход не завален.
- Или что нас безумные не убьют.
- Да может и нет никаких безумных. Но уходить надо быстро, потому что если вирус все-таки существует, то мы в опасности.
- Я идти не смогу. - Раздался голос Макса.
- Не переживай Макс, - ответил Чан, высвечивая сидящую у стены фигуру лучом фонаря, - Я тебя понесу.
Они медленно шли по тоннелю, не меньше часа. Чан нес на плечах Макса, а Юра освещал путь фонарем. Наконец, они вышли на станцию. Чан положил Макса на платформу, а затем забрался на нее сам. Платформа была абсолютно пустой. Они прошли через нее и стали подниматься вверх по эскалатору.
- Слышите? - прошептал Чан, остановившись.
- Что? - спросил Юра.
- Я не понял. Ведите себя максимально тихо.
Через несколько десятков ступеней они снова остановились.
- Дыхание, - прошептал Чан. - Там кто-то есть, и их много. Я слышу их дыхание.
- Я тоже, - ответил Юра, испуганным голосом.
Дальше они поднимались максимально осторожно, стараясь не издавать ни единого звука. Наконец, они вышли на площадку вестибюля метро.
- Господи боже... - прошептал Юра, обводя фонарем пространство перед ними.
Тут повсюду лежали люди. Грязные, некоторые в изорванной одежде, другие и вовсе голые. Все они спали, лежа прямо друг на друге, в повалку.
- Уходим, - коротко прошептал Чан и попятился назад, опустив Юрину руку с фонарем.
- Но...
- Уходим, - снова повторил Чан.
Они опять шли по тоннелю. Спустя десять минут, Чан, наконец, прервал молчание.
- Это были зараженные...
- С чего ты взял? Может быть, обычные люди, - возразил Макс. Теперь его на спине нес Юра.
- Обычные? Ты их видел вообще? Они прямо друг на друге лежали. Господи боже, да там, кажется, среди них и мертвые были.