Единственным реальным шансом был прорыв по всему фронту малыми ударными группами - благо сил-то имелось предостаточно. Но то ли ума не хватило, то ли выдержки. За что и получили: оптом. Ядерный удар безжалостно и безразлично перепахал порядки наступавших. В одну кучу смешались люди, техника, деревца таежных окраин и редкие опустевшие домики. Смешались и тут же исчезли в белоснежно-молочном, ослепительном пламени. Полыхнуло так, что даже находившиеся в городской черте - на расстоянии пары километров от эпицентра - офицеры 137-й ещё с полчаса отходили от рябящих в глазах мушек. Накрытие вышло настолько удачным, что можно было только диву даваться: большая часть с такой поспешностью переброшенных под Томск резервов противника погибла от первого - и единственного - удара. Хотя за это благодарить следовало отнюдь не провидение.
У главной виктории дня (а Кузнецов без малейшего кривляния душой считал именно так) был свой герой. Ничего бы вполне могло не получиться, если бы не лейтенант Раевский. "Приблудный" пилот, в итоге ставший неотделимой частью бригады "Неподдающегося", прошедший наравне с десантниками весь тяжелый путь сегодня отстоял право нанести главный удар по противнику. Лида Соболевская пыталась было оспорить решение товарища, но тот как-то по-простому, спокойно сказал: "Право мужчин - умирать первыми. Иначе какие же мы тогда мужчины?" Естественно, вот так просто умирать Раевский не собирался. Да и Лида никак не могла после вспомнить, что дословно сказал Вадим. Только переспросить, увы, не у кого...
Уже находясь над порядками противника, Раевский осознал, что не сумеет сбросить заряд с необходимой точностью. Не хватит ни опыта, ни времени - немцы то ведь непонятно откуда взявшуюся пародию на современный самолет уже поспешно схватывали в прицел. Вадим даже заметил редкие вспышки пусковых установок. Потому, не колеблясь более, лейтенант отжал от себя рычаг и с холодной трезвостью направил падающий штурмовик прямо в центр средоточия...
Сразу после того, как перемололи ворвавшиеся в город по инерции авангардные отряды, армия противника в районе фактически перестала существовать. Потери оказались для подобного рода столкновений минимальными. Хотя изначально бригада находилась в столь очевидном меньшинстве, что слишком смелыми казались надежды и просто на ничейный исход. Но удача в очередной раз проявила благоволение дерзновенным. И в ознаменование первой громкой победы бригады адмирал волевым усилием провел решение о торжественном параде.
В ответ на заикающиеся возражения чиновников, о том, "что не время, не место" и вообще "неплохо бы обождать, погодить и не пущать", Кузнецов грозно рявкнул, что его бойцы вместе с горожанами в память об общем подвиге достойны самых восторженных поздравлений: "Они достойны, и они их получат!" Недосказанное "... или!" столь явно сгустилось в последовавшей паузе, что не понять мог только очень недалекий и отчаянно смелый чиновник. Ибо глупость глупостью, а вот инстинкты самосохранения накрепко вбиты в каждого.
Плюс поддержка пришла, откуда вовсе не ждал: Варза вступился! Вначале недолгой оборонительной операции адмирал откровенно удивился: отчего нет председателя райисполкома? Списал в итоге на затаенную обиду. Списал и забыл. И только диву дался всего-то через десяток минут. Давид Осипович явился в лучших традициях героического эпоса: вместо костюма затертая гимнастерка, вместо мехового пальто шинель с лейтенантскими погонами - обожженная, полы местами порваны в лоскуты, сапоги хромовые - а на голове повязка, заметно пропитавшаяся кровью. Разве что без оружия для полноты образа. Явился - и с ходу дал подчиненным бюрократам нагоняй для ускорения. Чиновники зябко передернули плечами, вспомнили, кому обязаны чудесным восстановлением на прежнем месте. А тем более - под чьим началом остаются. И побежали выполнять завуалированную под неприкрытую угрозу просьбу адмирала со всем возможным тщанием.
Кузнецов только головой покачал. Не постеснялся впрочем подойти и поблагодарить:
- Спасибо, Давид Осипович...
- Ладно уж... - отмахнулся Варза, досадливо скривившись. - Что, думал раз за зелёным сукном сижу - вовсе уже не человек? А так: подпись ходячая, печать на ножках? Знаю - думал...
- Честно говоря, не очень сердечно мы на совещании поговорили, - откровенно усмехнулся Кузнецов в ответ.
- Знаю, знаю... - ответил Варза, кивая. И тут же вновь скривился. Раздраженно ощупал повязку. - Ну уж прости! Думаешь, легко на моем месте сейчас? Ну-ка! Попробуй, посиди... Кто же знал, что за адмирал такой? Героический и бравый? Я за город отвечаю, я один! Случись что - меня к стенке поставят! А тебе что? Пришел, увидел, победил. Ушел! Всё! Поминай как звали! Чего тебе беречь город?